Босс для Белоснежки - Алёна Амурская

Он из тех, кто, увидев женщину на краю, может одним словом вытащить её обратно. Не потому, что влюбился, а потому что внутри есть какой-то свой код чести. А ещё потому, что у него парализованная мать, которую он любит и о которой говорил с особой болью. И после такого уже не проходишь мимо тех, кто в одиночку тянет тяжёлую ношу.

Так что да, это у него жалость. Но правильная. Та, что не унижает, а выпрямляет спину. И пусть это слово некрасивое — я не обижусь. Потому что именно эта жалость однажды не дала мне утонуть.

Я прижимаюсь затылком к холодной стенке лифта, не зная, смеяться мне или плакать. В груди разливается что-то тёплое… благодарность и грусть одновременно… и трепетное, стыдливое волнение, которое не может объяснить ни один здравомыслящий человек.

Только женщина. Только я сейчас.

Потому что этот голос мне понравился тогда. А теперь нравится ещё больше. Только сказать ему об этом, увы, нельзя. Между нами пропасть служебной субординации.

Когда я возвращаюсь на первый этаж, Юля сидит на месте, привычно склонившись над бумажками, а вот Маргоша… Маргоша стоит у стены, держа в руке планшет. И выглядит так, будто держит гранату без чеки. На лице у неё — смесь из обиды, злости, бессилия и… растерянности.

Я прохожу мимо и молча сажусь на своё место.

— О-о-о! — Юля встречает меня, как репортёр звезду на красной дорожке. — Смотрите, это к нам вернулась наша Лиза из пентхауса. Мне только что Арина Радимовна из бухгалтерии шепнула, от нас ничего не утаишь!.. Итак… — она демонстративно оглядывает меня, — целая, живая, без следов пыток, и, кажется, пахнет дорогим кофе и начальственным вниманием… м-м… Марго, понюхай — не каждый день такое учуешь.

Маргоша отрывает взгляд от планшета так резко, будто ее током дернуло. Глаза так и прожигают.

— И долго ты там… задерживалась? — произносит она так, что мне прямо-таки чудятся саркастические кавычки в воздухе над ее головой.

— Минут пятнадцать, — спокойно отвечаю я. — Андрей Борисович пожелал удачного дня.

У Марго чуть дёргается бровь.

— Он пожелал… — медленно повторяет она, — …удачного… дня… тебе?

— Да, — улыбаюсь, глядя прямо на неё. — Сказал, чтобы держалась подальше от навязчивых коллег. Я подумала… это очень мудрая рекомендация. Прямо на первое время.

Юля хрюкает в кулак. Охранник у турникетов кашляет так громко, словно подавился бейджем. Маргоша раздраженно раздувает ноздри.

— Ну, раз уж тебе так повезло, — ледяным голосом произносит она, — займись, пожалуйста, этим списком пропусков. В нём сорок пять позиций, и тридцать из них — срочно. Вдруг твоя… удача поможет и тут?

— С радостью, — говорю самым солнечным тоном и принимаю у неё планшет. — Люблю срочность. В этом есть азарт.

— Со своим азартом топай на десятый, — бурчит Марго. — А на первом у нас дисциплина.

— Не, на десятом — румянец и доброе утро от генерального, — хихикает Юля, поглядывая на меня. — Кстати, Марго, тебе не кажется, что наша Лиза вернулась с лёгким… как бы это… загаром высших этажей? Щёки розовеют, глаза блестят. Как после солярия для карьеры.

Я невольно смущаюсь, чувствуя, что щеки и впрямь горят.

— Я просто слишком много ходила, — оправдываюсь неловко. — Вот и жарковато стало.

— Да-да, лучший фитнес — служебная лестница, — подмигивает Юля, ничуть не купившаяся на отмазку.

Маргоша театрально закатывает глаза.

— Юля, у нас офис, а не стендап для твоих шуточек. Лиза, за работу, пожалуйста! И без ошибок, — она-таки не может удержаться от завистливого замечания, — насколько позволит тебе раздутое самомнение в такой удачненький день, конечно.

— Насколько позволит дисциплина, — поправляю я.

— И здравый смысл, — кивает Юля. — Особенно когда хочется устроить служебную дораму, но охрана не любит сериалов.

Кто-то позади демонстративно откашливается. Мы втроем одновременно оборачиваемся: к нам подходит Тамара Николаевна. Она окидывает нас строгим взглядом и говорит:

— Доброе утро. Лиза, вы уже в теме по “Эмеритеку”?.. Прекрасно. Юля, помогите с печатью пропусков, Маргарита, у вас сверка по спискам. И, девочки… — она чуть мягче прищуривается, — на первом этаже у нас не дорамы. На первом — порядок.

— Как скажете, Тамара Николаевна! — отвечаем мы почти хором.

Я опускаюсь на свой стул. Экран мигает. Внутри… какая-то лёгкость и слабый трепет. Потому что где-то глубоко, в самом укромном месте души, хранится тёплая память о голосе, который однажды вытащил меня из темноты, а сегодня просто сказал: “Доброе утро”. Не больше.

И этого осознания мне сейчас, как ни странно, вполне достаточно, чтобы сосредоточиться на работе. Грея внутри свой тихий маленький секрет.

Глава 19. Курьер с миксером

Утро в нашем доме начинается шумно, как всегда.

Я сижу за кухонным столом, размешиваю остывающий кофе и пытаюсь обдумать список дел на сегодня. За перегородкой шуршит, пищит и чешется маленькая жизнь в картонной коробке. И вскоре в прихожей появляется виновник шумов — серый облезлый комочек с огромными ушами и глазами-блюдцами. Капитан Хвост. Наш подопечный с помойки. Несколько дней назад дрожал и шипел, а сейчас, отогретый пледом и молоком, уже патрулирует дом.

— Мам, смотри, он за шнурками охотится! — Павлик, босиком, тянет верёвочку по полу, а котёнок, вскинув хвост, прыгает, как тигрёнок, только очень маленький и худой.

Лохматый после сна Женька, топая за ним следом, усмехается. Вроде взрослый, уже пятнадцать, а в глазах всё ещё живёт тот же огонёк, который вытягивает меня из любых ям.

— Пусть лапы и хвост разрабатывает, — рассудительно говорит он. — На помойке не разгуляешься.

Котёнок вдруг замирает и переводит взгляд на дверь во двор. Там, за мутным стеклом, маячит белое массивное пятно. Я уже вздыхаю: ага.

— Гриша, не начинай, — бормочу заранее.

Наш главный семейный сторож, гусь белый, как сахар на пироге, с оранжевым клювом и характером полковника, входит в дом, переступая широкими перепончатыми лапами. Котёнок моментально превращается обратно в комочек и залезает на Павлика.

— Гриша, ну ты вредина, — укоряет гуся мой младшенький. — Мы тебя любим, кормим, а ты… пугаешь малявку! Каркарыч и тот приветливее! Где он, кстати..?

— Крылья разминает, — поясняю я.

У нашего ворона действительно есть такая привычка по утрам. Иногда он ведет себя, как сорока, и притаскивает потом в клюве что-то блестящее: фольгу, пуговицу или, как в прошлый раз, ключик от неизвестного замка. Пополняет свою личную коллекцию сокровищ на чердаке.

— Да что Каркарыч… вон даже таракан таких проблем не создавал, — добавляет Женька веско, как прокурор. — Вот у кого характер был золото!

Я прячу улыбку за кружкой и бормочу иронически:

— Угу, золотой