Двойной капкан - Villa Orient

В ванной я долго не могла привести себя в порядок. Волосы спутались, укладка распалась, под глазами залегли тени, косметику я смыла ещё в туалете ресторана, губы распухли от поцелуев, на шее красовались голубоватые следы несдержанной страсти поверх уже имеющихся синяков. На животе красовался ещё один синяк — напоминание о его семье, но по крайней мере внутренних повреждений не было.

Хорошо, что между ног ничего не болит. Хотя размер у Тахира был внушающим. Я загорелась от непристойных мыслей и воспоминаний.

Я нашла своё белье и платье сложенными на кресле. Дорогая ткань платья даже не помялась. Я оделась и пошла искать Тахира, если он всё ещё здесь. Может быть, я найду записку с просьбой побыстрее выметаться из его дома или ничего не найду, и тогда уйду сама.

Тахир собственной персоной был на кухне, там, где мы вчера начали выпивать. Он стоял, прислонившись к столешнице, в одних спортивных штанах, попивая кофе и разглядывая телефон. Его телосложению, должно быть, завидуют сами олимпийские боги. Он высокий, стройный, статный. Широкие плечи плавно переходят в крепкие грудные мышцы, а потом спускаются кубиками пресса к длинным ногам, на крепких руках легко угадываются бицепсы, трицепсы и квадрицепсы. По нему можно изучать мышечную структуру человека. Я смотрела на него дольше, чем нужно было, когда он заметил моё присутствие.

— Доброе утро, Вика. Как спалось?

— Спасибо, хорошо, — я не знала, как по-другому ответить на такой вопрос, который показался мне таким будничным.

— Голова болит?

— Ноет.

— Что-нибудь ещё ноет?

Я сразу поняла, что он имеет в виду под «чем-нибудь» и чувствовала, что щёки начали пылать от такого откровенного вопроса.

— Душа.

— У меня здесь нет таблеток для лечения души, но есть завтрак. Говорят: сыт — весел, а голоден — нос повесил, — Тахир поставил передо мной полную тарелку яиц, мяса и зелени с тостами и стакан свежевыжатого сока.

— Ты сам готовил?

— А ты тут видишь кого-то ещё?

— Спасибо.

Я начала есть и поняла, что на самом деле очень голодная, как будто неделю крошки во рту не держала. Когда я закончила, он положил передо мной упаковку таблеток.

— Вика, это…

Я не дала ему договорить:

— Я знаю, что это, и для чего нужна экстренная контрацепция.

Это правильно, хотя бы один из нас подумал о последствиях, но любой женщине больно и обидно осознавать, что мужчина, с которым она провела ночь, не хочет от неё ребёнка.

Особенно мне после того, как я отдала ему свою девственность, хоть он об этом и не просил. Я опустила глаза, погрузившись в жалость к себе.

— Вика, если не хочешь, не пей, я не настаиваю. Может быть, у нас и не получилось с одного раза. Но если получилось, родишь красивого сильного ребёнка. Я помогу со всем, что нужно.

— Ты так говоришь, потому что я тебе абсолютно безразлична.

— Я так говорю, потому что мы не в тех отношения, где моё мнение что для тебя что-то значит. Даже если я скажу, что хочу от тебя ребёнка, это ничего не изменит. Решать тебе.

— А ты лицемер.

— Иногда.

— У тебя есть дети?

— Нет.

— А те, о которых ты не знаешь?

— Нет.

— Почему ты так уверен?

— Какая женщина откажется от моих денег и фамилии, пусть не для себя, так для ребёнка?

Это риторический вопрос, потому что даже я, которая всегда считала себя принципиальной и разборчивой, расплавилась и отдалась ему и теперь сомневаюсь, стоит ли принимать горькие пилюли. Но вслух я в этом не признаюсь.

— Вот это самомнение! Дело же не в деньгах.

— А в чём?

— В контроле, во власти. Если ты захочешь, то отберёшь ребёнка и превратишь жизнь матери в ад.

— У меня не было ситуации, чтобы опровергнуть твою точку зрения, Вика, и доказать обратное. Но я никогда не думал об этом в таком ключе, — он усмехнулся.

— Тебе не дали побывать в такой ситуации.

— Возможно, ты умеешь заставить человека сомневаться в себе. А ты хочешь ребёнка, Вика?

— Да, но не сейчас. Да и вообще, у меня нет будущего, поэтому мои желания не имеют смысла.

— Тогда продолжим.

Тахир подошёл ко мне и поднял со стула, подхватил под бёдра и усадил на обеденный стол. Я не успела испугаться или возразить, потому что он меня поцеловал: накрыл губы, охватывая и обводя языком по контуру, мягко и нежно. А потом проник языком в рот, обвёл нёбо, нашёл мой язык. И я расслабилась и ответила.

Он целовал меня так долго и горячо, что я забыла, как дышать, мысли выветрились из головы и осталось только жгучее желание продолжать ласки. Никто никогда меня так не целовал и вряд ли будет, поэтому нужно наслаждаться здесь и сейчас. Я не заметила, когда он расстегнул молнию платья, заметила только, когда он его стянул, оставляя на талии.

Я заглянула в его глаза, но увидела в них лишь тьму желания. Похмелье создаёт в моей голове причудливые мысли и образы. Интересно, мог ли он быть слугой дьявола, ниспосланным на землю, чтобы губить невинные души для ада? Вполне мог, потому что он богат, нечеловечески силён и легко подчиняет простых смертных, таких как я.

Он снял с меня бельё и принял тяжесть грудей в свои большие ладони, длинными пальцами перекатывая чувствительные соски, которые быстро превратились в твёрдые горошины. Он опустился с влажными поцелуями на шею, ведя языком вдоль ключицы и опускаясь на грудь. Он захватил в плен мою грудь, по очереди посасывая розовые бутоны.

Его близость пугала и одурманивала одновременно. По телу расходились горячие волны, которые собирались внизу живота, заставляя меня становиться влажной и податливой. Он стоял между моих разведённых ног, и я сама придвинулась ближе, чтобы потереться самым низом живота о него.

Мне стало ещё горячее, когда я почувствовала его вздыбленную плоть через мягкую ткань штанов. Он потянул меня ещё немного на себя и сам потёрся там, где трусики были уже предательски мокрыми. Все мои принципы сейчас находились на границе. Если переступлю красную линию, которую сама себе определила, обратного пути не будет. Поддамся сейчас при свете дня на трезвую голову, и не будет