Волчья ягода - Екатерина Началова

столько не тренировались, поэтому начинали теряться, начинали утешать, убиваться, рассказывать истории о чудесном излечении, пытаться ободрить, советовать всякое... Больше из-за реакции собеседника, чем из-за собственных слов, я не любила обсуждать свою беду.

— Жаль, — так же спокойно как и я, ответил Таор. — Давно одна?

— Несколько зим уж, — кивнула, благодарная за ровный тон. Он не пытался ни сочувствовать, ни смотреть с жалостью. Неловкость тоже вроде не ощущал. Все-таки есть прелесть в общении со злым Волком — он не пытается быть человеком.

— Поворачивайся, — произнесла, закончив со спиной.

Таор развернулся на лавке. Меня тут же ошпарило взглядом. Грудь у него широкая, со шрамами, будто медведь когтями полоснул. Один шрам совсем свежий. Волоски с груди черной дорожкой уходили вниз, на живот, скрываясь под штанами. Резко стало неловко и жарко, будто от остывшей печи внезапно зажарило в полную силу.

Окунув пальцы в зеленую кашицу, потянулась обмазывать грудь. Под пальцами ощущались волоски, заставляя невольно краснеть. Травницы ведь лечат травами, не руками. Мы их примечаем, ищем, запасаем, готовим. Люди за лекарством к нам приходят, за настоями, отварами, и мы посильно помогаем им — знаниями в основном. Но, чтобы самим наносить... Такого опыта у меня не водилось. Даже мысленная матушка куда-то испарилась, оставив меня с мужчиной один на один.

Таор приподнял руку, разворачивая передо мной всю грудную клетку.

— Значит, с матерью живешь... Ходишь по лесу, собираешь корни, людей лечишь, — задумчиво произнес, сделал паузу и понизил голос. — Как тебе, нравится?

— Что?! — голос неестественно дернулся вверх, вниз, сдавая меня с потрохами. Будто в первый раз оглядела его плечи, грудь и сказала максимально небрежно. — Ты хорошо сложен. Но для меня это не имеет значения! Я не обращаю внимания на мужские гру... ру... фигуры! Совсем.

Он приподнял черную бровь. Янтарные глаза посмотрели на меня пристально, прямо. Я горела, я отчаянно врала. Нельзя, чтобы Волк лишнего подумал, да и не нужно, чтобы начал думать. Вдруг это пробудит в нем насильника? И вообще, пусть считает, что у нас все в селе такие... хорошо сложенные, а я их широкие грудные мышцы каждый день смазываю по два раза, уже насмотрелась и не реагирую.

— Важнее, чтобы добрый был, надежный... Заботился, — зачем-то добавила, одновременно спрашивая себя, почему открываю рот.

«Аса, миленькая, пожалуйста, вот возьми и прямо сейчас быстренько... заткнись, заткнись, заткнись!»

Уголки губ Таора еле заметно дрогнули.

— Я спросил, нравится ли тебе жить с матерью, ходить по лесу, лечить людей, — невозмутимо уточнил, не комментируя мой ответ. — Нравится ли твоя жизнь.

Кто-то невидимый плеснул кипятком мне в лицо. Я мысленно застонала.

«Мать земля...»

— А... Вроде нравится, — безнадежно ответила, мечтая, чтобы подо мной открылся погреб, я провалилась бы в его блаженную темноту, а сверху закрылась крышкой.

— «Вроде» значит... — яркие глаза откровенно смеялись, я знала, хоть и прятала свои. — Ну, вроде как, хорошо. И вот здесь.

Он повернул передо мной мускулистое предплечье со змеящимися под кожей синеватыми жилами. Вытерев мокрый лоб об собственное плечо, безропотно потянулась к бугрящимся мышцам. Капли зеленого сока щедро орошали лавку и мужские штаны. Казалось, что обоюдное молчание стремительно поглощает воздух, как голодный зверь кусками глотает свежее мясо.

— А тебе твоя жизнь нравится? — спросила, чтобы выгадать хоть немного воздуха.

— Вроде как, — ответил мне в тон. Его голос звучал с хрипотцой.

Помолчал. Кусая губы, я чувствовала, как великородный наблюдает за мной.

— Чесотка твоя и на живот попала. Смажь его тоже, — вежливо попросил, и в доказательство поскреб пальцами под ребрами. — Будь добра.

«Будь добра» Таор сказал немного недобро, с той своей твердой особенной вежливостью, отказывать которой настоятельно не рекомендуется. После невозмутимо расстегнул и спустил пояс штанов пониже пупка, почти полностью обнажив крепкий живот, похожий по очертаниям на каменную кладку. На коже красовались несколько уже побелевших шрамов.

Невидимый наблюдатель приготовил двойную дозу кипятка и со злорадным смехом облил меня им с головы до ног.

Чувствуя себя пылающей лучиной, спустилась рукой и на живот. Теплая кожа дрогнула под пальцами, мышцы напряглись. Я поняла, что не знаю, куда смотреть. На живот не могла, взгляд упорно сползал, хоть Таор и придерживал пояс штанов, рукой прикрывая смущающий обзор. Мысли стекли вниз, в голове зашумело, срочно захотелось пить. Тараща глаза, я молча начала соображать, как бы подумать о чем-нибудь непривлекательном и серьезном.

«Болезнь... Страдание... Корень... Нет, никаких корней! Болезнь... Недуг... Язвы... Строн... Палочка... Тьфу...»

На ум ничего не шло. Любые мысли скатывались по направлению ниже пояса, причем вперед и как-то вверх. Вцепившись в миску мертвой хваткой, я нервно ускорилась, зачерпывая и втирая чистотел в особенно энергичном темпе.

«Почему у него так много торса? Мой бы кончился давно... А это естественная выпуклость или уже больше чем естественная?»

— Раз мужчин нет, как справляешься? Как с охотой? — я с трудом осознала, что именно спросил Таор и расширила глаза, не ожидав настолько бесстыжего вопроса.

«У них в порядке вещей такое спрашивать?! Хотя... чему я удивляюсь? Это же Таор!»

Решительно вознамерилась не давать надежд, и не показывать смущения. Я — взрослая самостоятельная женщина в конце концов!

— Да прекрасно! Ничего я не хочу, нет у меня охоты, — приняв независимый вид, гордо и быстро открестилась. — Легко без мужчин живу, не страдаю, вот еще. Это же не главное... Как и внешность. Все второстепенно. Работы много в лавке, по дому, тут не до баловства. А вообще... Не твое дело!

Таор слушал меня озадаченно, но с повышенным интересом. После задумчиво поскреб свободной рукой подбородок и впервые при мне по-настоящему белозубо улыбнулся.

— Вообще я спрашивал, ходишь ли ты на охоту, умеешь ли охотиться, Аса... Но спасибо за ответ. Я понял, что ты не охотница.

Клыкастая улыбка ослепила, и одновременно свежая порция кипятка выплеснулась на лицо и грудь.

Мне показалось, что вместе с кипятком в уши влетело и запрыгало по закоулкам головы горяче-влажное шипение: «Позор, позо-о-ор!»

Как вишенка на пироге: все это под взглядом великородного!

— Почему же, нет! — возмущенно произнесла, слепо заглушая позорное эхо. Я все еще не сдавалась, пытаясь выйти из диалога с достоинством. В этот миг я прекрасно осознавала, что оптимально было бы просто внезапно выбежать из дома, ничего уже не говоря. Осторожно выглянувшая из-за темного угла сознания мысленная матушка сочувственно похлопала меня по плечу сухой ладонью и аккуратно напомнила, что даже такой разговор можно завершить на приятной утверждающей ноте.

Так что мой язык утвердительно произнес:

— Очень даже охотница! Только не за оленями, а за корнями.

Эускариот пришел на ум не вовремя. Таор громко кашлянул, затем еще раз, потом окончательно закашлялся, и содрогнулся, прикрывая рот рукой. Мысленная матушка схватилась за голову.

Говорить про травы и цветы было поздно. Прихватив грязную миску из-под чистотела, красная, как только что сваренный рак, я предпочла сбежать к реке.

Через полчаса кожа еще продолжала полыхать. Я раз за разом смачивала руки в воде и прикладывала к коже, а она оставалась горячей. Как ни странно, вспоминала в этот момент я бывшего мужа и не совсем могла припомнить моментов, чтобы в голове так помутилось.

Муж разумный был, спокойный, эмоций выражал не так немного. Рассудительный... Все у нас получалось приличным, даже неприличное. Да про неприличное он никогда вслух и не говорил...

А после него был только один, но скорее как отчаянная попытка зачать. Какое удовольствие, когда только о детях думаешь...? Больше и не пробовала. Ровесники в основном женаты, неженатым я тоже только временно нужна. С кем? В селе все про всех знают, любой поступок, любая связь становится достоянием общественности. Не хотелось мне такого. Да и не то, чтобы очень нужно... Это в жизни самое главное, что ли? Самое главное — это здоровье...

— Аса.

Я вздрогнула и обернулась. Возвращаться в дом я пока была не в силах, поэтому сидела у реки, восстанавливая равновесие. Почти удалось, но как только Таор оказался за спиной и произнёс мое имя, равновесие сразу перестало держаться равновесно и куда-то не туда перевесило. Даже сидя я слегка пошатнулась.

Таор возвышался неподалеку. Он уже прикрылся, надел темную рубаху. На перекинутых через грудь темно-коричневых ножнах виднелся крупный нож с черной рукоятью.

— Спасибо за лечение, —