Где сокрыта библиотека - Изабель Ибаньез

было ее мировоззрение, способ увидеть причуды этого мира. Горе захлестнуло меня, заполнив собой все, что я видела и к чему прикасалась, мрачным чувством, от которого я не могла избавиться. Эльвира должна была быть здесь, в этой комнате, со мной.

Я села на мягкую кровать, положила на колени мамин дневник и уставилась на него. С тех пор, как Уит уехал, я не нашла ничего полезного, и мне было ненавистно, что я не имею никакого представления, где могла бы находиться моя мать. Единственное, в чем у меня была уверенность, так это в том, что она не покинула Египет — только не с украденными артефактами. Для нее было бы рискованно пытаться перевезти такое большое количество вещей, не привлекая внимание.

Хотя… Очевидно, у мамы было много связей в Каире. Кто-то мог ей помогать — ей и сундукам с артефактами Клеопатры.

Вздохнув, я пролистала страницы ее дневника, вскользь пробегая глазами по абзацам. В нем было много записей о ее повседневной жизни, о том, что она делала или видела, о местах, которые она посещала, и о людях, с которыми встречалась. С каждой новой страницей я стала замечать, что в дневнике появляется некая закономерность. Сначала записи в дневнике делались почти ежедневно, но потом между новыми записями стали проходить месяцы, а затем, что любопытно, годы.

В самом конце дневник снова стал заполняться ежедневно, пополняясь записями о ее беспокойстве в отношении моего дяди. Я знала, что это ложь. В какой-то момент этот дневник превратился в намеренный и тщательно продуманный способ оклеветать моего дядю. В инструмент, который она могла бы использовать против него.

Это было умно и настолько расчетливо, что у меня только от мысли все внутри переворачивалось. Как она могла планировать разрушить жизнь собственного брата?

Нахмурившись, я вернулась к более ранним записям, которые были сделаны семнадцать лет назад, и открыла страничку наугад.

По настоянию Кайо, мы вернулись в Египет вскоре после нашего последнего визита. А теперь он говорит, что хочет задержаться подольше. Возможно, дольше, чем на год. Кайо настаивает, что Инез не заметит нашего отсутствия, поскольку она еще слишком маленькая. Но я в этом не уверена. Здесь, как всегда, царит хаос, отель заполнен людьми со всего мира. По крайней мере, я встретила старых друзей, что, слава богу, позволяет мне проводить дни в беседах, которые не вращаются вокруг раскопок.

Кайо требует, чтобы мы выехали на место раньше, чем планировали изначально, и я боюсь этого. Стоит в его голове возникнуть идее, Кайо уже не остановить. Но я бы предпочла наслаждаться удобствами отеля и небольшими ритуалами, которые делают проведенное здесь время терпимее.

Интересно, будет ли все таким же ужасным, если Кайо продолжит заниматься этим без меня?

Тогда я не стала бы его тормозить или докучать ему своей скукой и жалобами. Даже Абдулла видит, как мне плохо в пустыне.

Возможно, я спрошу его. Для всех было бы лучше, если бы я осталась. Я могла бы рисовать, встречаться с леди и джентльменами, с которыми успела подружиться. Читать в свое удовольствие. В отеле хранится множество книг и материалов, которые могли бы прийтись мне по душе.

Слова мамы и глубина скрытых между строк чувств, поразили меня до глубины души. Она не была рада вернуться в Египет. Она искала способы занять свое время, что угодно, лишь бы сделать свои дни более менее сносными. Тем временем воодушевлённость моего отца была очевидна, и, возможно, он не замечал страданий моей матери. Я и не подозревала, что они надолго оставляли меня, когда я была маленькой. Почему они не хотели быть со мной? Я судорожно втянула ртом воздух и попыталась сдержать нахлынувшие на меня эмоции. Было слишком больно, и это мешало мне думать.

Я перевернула страницу и наткнулась на ее первый набросок в этом дневнике. Он был датирован следующим утром после последней записи, которую я только что

прочла, и холодок пробежал у меня по спине, когда я узнала ее платок, сотканный из магических нитей. Она нашла его прямо здесь, в Шепарде.

Стук в дверь прервал мои размышления. Я встала, и на ватных ногах, — я и не подозревала, что прошло так много времени, — побрела открывать. Должно быть, я заказывала чай и совершенно забыла об этом. Но когда я открыла дверь, подноса с чаем на обратной стороне не было. На меня смотрела молодая женщина, ее медового оттенка волосы были заколоты на макушке, густые локоны обрамляли впалое лицо. Когда она стояла в освещенном лишь свечами коридоре, ее кожа казалась бледной, как у призрака, а ее голубое платье для прогулок сначала показалось мне респектабельным, но стоило мне присмотреться, и я заметила грязь на подоле.

Я едва узнала ее.

— Айседора! — мы познакомились несколько недель назад, когда я проникла на дахабие моего дяди. Сначала я не знала, что о ней думать. Она была хорошо воспитана, с приятными манерами, но я чувствовала, что она многое от меня скрывает. Но затем, спустя несколько дней после первой встречи, она приняла участие в спасении моей жизни, ловко управляясь с изящным пистолетом, когда стреляла в крокодила.

Мое восхищение и уважение к ней значительно выросло.

Айседора подняла подбородок, и, несмотря на глубокие синяки под глазами, держалась достойно: прямая спина, руки скромно сжимают дорожную сумку. Она тоже выглядела потрепанной, покрытой пылью, с изломанной кожаной ручкой.

— С тобой все в порядке? — спросила я. — Ты выглядишь… словно прошла через тяжелое испытание.

— Ты все еще считаешь меня другом? — спросила Айседора без предисловий.

— Конечно, — мгновенно ответила я. — Почему нет?

Напряженное выражение ее лица сменилось робкой улыбкой облегчения.

— Тогда, может быть, ты позволишь мне войти?

Я быстро отступила в сторону и повторила:

— Конечно.

Айседора влетела внутрь и резко остановилась, едва не врезавшись в башню из деревянных ящиков. Она оглянулась через плечо, изящно приподнимая бровь, прежде чем обойти завалы и осмотреть остальную часть номера Уита.

— Что за дела?

— Я пытаюсь разобраться с этим уже три дня, — сказала я. — Но, похоже, становится только хуже.

Она тихо присвистнула.

— В ванной тоже есть! Откуда взялись все эти вещи?

Я вздохнула, закрывая дверь и пошла на звук ее голоса, пока она рассматривала высокие рулоны ковров, прислонённые к стене.

— Все принадлежит моим родителям. Ну, в основном все. Где-то здесь есть и мои собственные вещи.

Айседора огляделась, ее голубые глаза осматривали каждый угол.

— Я представляла, что твой номер больше.