Где сокрыта библиотека - Изабель Ибаньез

Клянусь Богом, эта парочка способна свести меня в могилу раньше времени.

К тому времени, как я позаботился о них двоих, дал им лекарства и перевязал рану Рикардо свежими бинтами, они уже достаточно окрепли, чтобы двигаться самостоятельно. Абдулла несколько раз приходил в себя и теперь лихорадочно спал, пока я греб прочь от Филе.

Обычно смуглое лицо Рикардо сейчас было бледным и изможденным, и он частично отвернулся от меня, когда мы покидали остров. Отчаяние читалось на его морщинистом лбу, углубляя морщины.

― С ним все будет в порядке, ― сказал он.

Я бы ответил, но мне показалось, что он обращается не ко мне. Его голос был едва различим в журчании реки. Рикардо резко отвернулся от храма, потирая глаза.

― Он забрал все, ― сказал он. ― Сотни артефактов и все свитки. Я так и не смог прочитать ни одного из них. ― Его плечи опустились. ― И Хризопея13 Клеопатры, я в этом уверен.

Не думая, я покачал головой и сказал:

― Нет.

Рикардо медленно выпрямился и пронзил меня пристальным взглядом.

― ¿Cómo sabes?14

Черт бы меня побрал. Не будь я таким уставшим и не беспокойся за этих двоих, то не сказал бы ни слова. Но Рикардо уже не отвадить.

― Потому что я уже искал этот свиток.

― Зачем? ― его голос был холодным. Даже полуденное солнце не смогло бы растопить его лед.

Я продолжал грести изо всех сил, ненавидя его разочарование, его порицание.

― Кроме очевидного?

Рикардо пристально посмотрел на меня.

― Вот почему ты не вернулся домой после первого письма от родителей?

Я помедлил.

― Одна из причин.

― Если алхимический трактат не здесь, то где же он? ― задумался Рикардо.

Этот вопрос не давал мне покоя все часы бодрствования.

И я бы сделал что угодно, чтобы получить ответ.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Я бросила через плечо самый зловонный из дядиных носков и глубже забралась под кровать. Из-за пышной юбки движения выходили не очень изящными, и мне приходилось постоянно одергивать ткань. Я нашла забытые галстуки и ботинки, покрытые песком, но, кроме этого, ничего существенного. С шипением выдохнув, я неуклюже выбралась наружу, после чего встала и отряхнула рукава жакета от пыли. Я уже осмотрела все его книги и изучила письменный стол и не нашла ничего, что могло бы помочь мне больше узнать о собственной матери.

Положив руки на бедра и сузив глаза, я окинула взглядом его спальню. Наверняка здесь хранилось что-то, о чем дядя не хотел, чтобы я знала. Когда Уит объяснил, что не доверяет моему дяде в вопросе знаний или воспоминаний о двойной жизни моей матери, я поняла то, что он не смог сказать мне в лицо. Он выглядел беспечным, но теперь я понимала его лучше.

Из-за меня дядя Рикардо больше не доверял ему.

Наш брак был предательством, которое мой дядя так просто не простит, если вообще сможет простить. Он больше не делился ничем конфиденциальным с Уитом, не посвящал его в планы и не обсуждал замыслы. Дядя потерял доверенное лицо; кого-то, кто готов был делать что угодно без лишних вопросов. Их отношения испортились, и Уит поплатился за это холодным и отстраненным поведением моего дяди.

Чего я не знала, так это того, что чувствовал по этому поводу сам Уит.

Спроси я открыто, он, вероятно, поделился бы со мной какой-то частью правды, но чутье подсказывало мне, что он постарался бы пощадить мои чувства. Мне хотелось, чтобы он этого не делал, но об этом мы поговорим позже.

Я села на кровать и начала теребить пальцами простынь, пока не наткнулась на острый угол. Нахмурившись, я посмотрела вниз и поняла, что моя рука наткнулась на наволочку.

Наволочка была набита не перьями, а чем-то иным.

— Ну здравствуй, секретное нечто, — выдохнула я, вываливая содержимое на кровать.

Но внутри была спрятана лишь одна вещь. Дневник, обложку которого украшали нарисованные пионы. Он принадлежал моей матери, и я читала его раньше, когда на Элефантину обрушилась песчаная буря. Теперь я знала, что мама заполнила каждую страницу ложью о моем дяде. Он был жестоким и вспыльчивым, по уши увяз в преступной деятельности и намеревался украсть драгоценные артефакты. Ничего из этого не было правдой. Почему же тогда дядя так настойчиво продолжал прятать дневник моей матери?

И что еще интереснее, зачем он вообще продолжал его хранить?

После переезда из номера родителей в номер Уита — gracias a Dios15, большая часть вещей уже была упакована — я перешла к следующему пункту своего списка.

Снова собираю вещи.

Я долго откладывала сортировку родительских вещей, и теперь, когда я уже не жила в их апартаментах, возможности избегать этого больше не было. Сложив всю их одежду и многие другие вещи в чемоданы, я пригласила служащих отеля, чтобы они помогли мне все перенести в номер Уита, который быстро заставлялся стопками книг и сувенирами, что приобрели родители. Среди прочего были ковры и фонари, алебастровые статуэтки пирамид и кошек, а также несколько баночек эфирных масел. Между узкой кроватью, тумбочкой и старым деревянным комодом почти не осталось пространства. Некогда опрятный номер Уита теперь напоминал чердак, куда попадают вещи, чтобы стать забытыми. Он возненавидит этот беспорядок.

Очевидно, нам требовался номер побольше, и я бы сразу пошла в банк, чтобы снять деньги, но без Уита я не могла этого сделать — теперь моим наследством полностью распоряжался мой муж, как и положено по закону.

Я хмурилась, разбирая беспорядок и отсортировывая все на две кучи: одна отправится в Аргентину, другая на благотворительность. Ни для кого не стал бы сюрпризом тот факт, что одна куча была значительно больше другой. Я просто не могла заставить себя попрощаться с книгами папы, или его коллекцией пьес Шекспира, или его костюмами. Может, они могли бы подойти Уиту? Нет, это вряд ли. Уит был на шесть дюймов выше моего отца.

Мне придется все раздать.

На третьи сутки я была настолько эмоционально истощена этой задачей, что стала еще более безразлична к тому, где все в итоге окажется. Я отдала все мамины вещи и ничего по этому поводу не чувствовала. Эльвира аплодировала моему решению, остроумно замечая, что у моей мамы плохой вкус. Она заставляла меня смеяться или надоедала, примеряя мамины наряды. Она никогда не считала себя особенно смешной, но легко заставляла меня хихикать. Таким