Бывший. На выданье - Елена Росси

Где-то в сарае, тут же хрюкнул поросенок в навозе.

— Там заночуете? — у старика, на остром и блестящем носу, сидели черепаховые очки.

Мда… Лачуга, на которую он указал пальцем, напоминала неопрятного доходягу, доживающего свои последние дни. Растворенные окна зияли, как не говорящие уста; без “дыхания”, без “пульса”. Хотелось спросить, куда же убежала жизнь?

Пришлось следовать за ним.

Пытаясь прийти в себя, я обдумывала свое положение, пытаясь понять, как со мной такое могло случиться? Как я, неглупая, успешная молодая журналистка, профессионал своего дела, смогла за сутки превратиться в жалкое существо, на которое даже незнакомый старик смотрел с сочувствием. В результате этих размышлений я ни к чему не пришла…

Пробравшись через голые ветки и заросли, мы оказались перед небольшим забором с калиткой. В заборе красовалась огромная дыра, будто когда-то сквозь него проламывался слон. Дом был похож на большой сарай.

Калитка была не заперта, но на ней на одном погнутом гвозде висела деревянная дощечка. На ней красной краской от руки было написано “СДАЕТСЯ”. Во дворе валялось много всяких старых вещей. Несмотря на снег, ветер и тьму, я различила-таки, какие-то тряпки, сломанную мебель, посуду. Мы шли не спеша, озираясь по сторонам. Все эти вещи лежали так, как будто их выбрасывали из окон. На крыльце валялась лавка и какие-то непонятные обломки мебели, перегораживая вход.

Вот и дверь…

Я почувствовала почти непреодолимый соблазн — оказаться внутри, отгородиться от всего мира, почувствовать себя в безопасности…

В безопасности ли?

В двери щелкнул ключ, и “сезам” открылся. В нос ударил табачный и старчески-едкий запах.

Руслан бережно опустил меня на пол. У дальней стены я увидела огромное зеркало от пола до потолка в массивной деревянной раме. Поверхность зеркала была покрыта слоем пыли, и в некоторых местах амальгама осыпалась. Стены деревянного дома пахли смолой и пылью. Украшением служили веселые занавески с цветами, подушки с вышивкой, и множество небольших и почему-то исключительно круглых ковриков на полу.

— Сколько за все? — спросил Буров.

Далее риелтор, он же владелец “элитной” недвижимости, прошептал ему на ухо сумму, превышающую ровно в два раза ту, которую он мог бы получить в лучшем случае, если бы на улице не бушевала метель и мы не стояли бы перед ним полураздетые.

Буров поднял правую бровь вверх и кивком дал понять, что согласен.

— Мы берем, знаете ли, аванс… — продолжал старик. — В размере…

— Не надо никаких авансов, вот вам деньги, — Буров тут же извлек из кармана джинс, худой кошелек, что умудрился не потеряться во всех передрягах, и отсчитал всю сумму, озвученную стариком, до копейки. Даже накинул чуть-чуть сверху, задержав последнюю купюру в руке. — Только чтобы все, что я просил было здесь через десять минут. И найдите гусиный жир… — обернулся на мои красные ноги. — Любой жир, — взглянув мне в глаза, перестал шевелить губами.

— Как можно-с. Не подведем, — заверил старик.

Получив желаемую плату, он схватил медный чайник и побежал за кипятком. Оставляя на пушистом снегу огромные следы и выливая на пути из чайника стоялую заварку.

А мы целую минуту не отводили глаз друг от друга...

— Может поговорим? — решилась я.

Буров внимательно рассматривал меня. В глазах — лед, того и гляди обморозишься второй раз… Потом сухо добавил:

— Тебя скорее нужно уложить спать, выглядишь очень усталой.

В голосе мелькнуло: “Я тут король! Будешь слушаться!”

Глава 23

Погода стояла у окна и рисовала на стеклах морозные цветы. Все было белым, белым, как ни в какой другой день. Большой квадратный будильник мерно отсчитывал секунды. Трещала печь. Поленья щелкали кнутом пастуха. Сидя в мужской рубашке с горошками, которая явно была для меня несколько великовата, поджимая под себя ноги в теплых носках, я деловито оглядывала своими большими глазами грязные стены нашего “убежища”. Все в нем было от прошлого. Закопченный потолок, пучок поблекших верб, большой стол, сплошь изрезанный кухонными ножами и низенькое подслеповатое оконце с радужными от грязи стеклами. А ведь где-то на юго-западе, в шестидесяти пяти километрах от Кольцево, жил своей праздничной жизнью Питер. Суета сует! Нормальные люди сидели за сытными столами, взрывали петарды… А здесь, это все казалось абсурдным и бессмысленным. Но мне даже нравилось! Пусть и роскоши не паровоз, а тепло и местами даже уютно…

Прямо перед моими глазами в мусорное ведро запрыгнула мышь. Она несколько минут рылась в мусоре, а затем напряженно выкарабкалась, осматриваясь по сторонам, проверяя обстановку на наличие угроз. И меня она угрозой почему-то не считала…

Ну и ладно! Обхватив обеими руками белую фарфоровую чашку (такую я первый и последний раз видела у своей бабушки), я пыталась согреться, потягивая чай мелкими глотками.

— Горечь какая, — иногда брезгливо дергала губой.

Меня очень выматывало вынужденное безделье. А спать… когда Щенков мотался неизвестно где на улице, как коровий хвост, совсем не хотелось. И вот — жди теперь этого Щенкова! Природой он любуется, можно подумать!

Я поднялась на ноги, поставила кружку на стол и начала ходить по полу, минуту изображая канатоходца.

Пф! Вот гад какой, а… Думает, искать его пойду…

— А что? — откусила половинку печенья. — И пойду, — пошла в маленький коридорчик, включая свет.

В углу стояла пара косо обрезанных валенок. Натянула их, кое-как накинула шерстяной платок. На улице было темно и никого не было видно. Сыпал снег. Я вертела головой, но Щенкова так и не обнаружила.

— Интересно, куда он подевался? — не могла сообразить я.

Меня обуяла тревога.

Смела рукой снег с валенок и вошла в дом. Положила ладонь на горло, где голубем трепыхалось глупое сердце.

Бросить же не мог... Не мог?..

Дверь позади хлопнула. Белый парок полупрозрачной змейкой заполз вместе с Щенковым. На плечах виднелись слежавшиеся, как вафли — лепешки снега. В руках охапка с дровами.

— Ты чего? — уставился на меня.

— Тебя потеряла, — швыркнула носом, вытаращив глаза.

— Да я вот он!

Поленья одно за другим отправились в черный выпачканный сажей и посыпанный золой зев.

— Чай будешь? — голос получился, как у гимназистки — невинно-недоразвитый.

Руслан застыл на месте глядя на меня большими глазами, не понимая, чем обусловлено мое заботливое настроение. Задвигал желваками, кивнул, глядя на огонь, и захлопнул дверцу печи:

— Ты это… позвони, кому хотела… Вот, зарядили! — сжал губы в ниточку.

Моментально схватила у него телефон, набирая нужный номер. И тут, уголки губ поехали вниз. Нет… родителям никак нельзя! Как я объясню им всю “трагедию” в двух словах? Тогда чью же нервную систему взволновать не так