Дочь Мента - Екатерина Ромеро

Сергей в костюме. Черном, оттеняющем его и так угловатые черты лица. Смерть сейчас и то добрее выглядит, вот честно.

— Что?

— Мне весь день названивают твои преподы. Ты всех выгнала. Какого дьявола ты снова не слушаешь лекции?!

Ах, вот оно что. Не за меня Сергей беспокоился, его просто весь день доставали.

Я не смогла учиться. Боль такая, что дышать тяжело, не то что строчить теоремы.

— А зачем мне это? – говорю осторожно и тихо. Каждое слово отдается болью в животе, спазмы так и хватают. За весь день я уже вымоталась, не могу больше с Сергеем сражаться. Он выиграл. Да, пусть так. Волкодав съел Красную Шапку. Все. Конец. Баста. Поклон, цветы, кулисы.

— Что зачем?

— Учиться зачем? Ваше высшее образование для чего, если я уже почти труп? Какая вам разница, сдохну я тупой как пробка или отличницей с полным корешком пятерок?! Какая разница… какая? – выпаливаю. Правда, проклятый голос сбивается, дрожит. Никакого смеха, говорю на полном серьезе, как знаю, как чувствую.

Слезы наполняют глаза, быстро опускаю голову. Я сейчас маленько не в духе, не могу с ним бодаться, да и Сергей всегда сильнее меня.

Держу пари, он даже рад, что я вот так сдыхаю и не надо кормить меня, переводить зря пищу.

Быстро вытираю слезы, смотрю куда угодно, но не на Сергея. Складываю руки на груди, стараясь не показать свою слабость, хотя живот к этому моменту болит так сильно, что терпеть больше просто не сил.

Шаг ко мне – вот блин, и чего он прицепился! Осторожно поднимаю взгляд, встречаюсь с охотником глазами.

И что-то мне не нравится, как Сергей смотрит. Еще строже стал, а мне аж больно. Ни капли сожаления, хотя о чем это я? Ему об этом неизвестно.

Сжимаюсь вся, когда Волкодав возвышается надо мной, как гора.

Что он сделает? Душить, что ли, будет? Добивать, чтобы не мучилась, или пристрелит, как ту лань?

На работе у отца криминальную хронику я читала достаточно, так что мыслишки прыгают, как те зайцы в лесу.

Дергаюсь едва заметно, но Сергей улавливает, сжимает зубы. Да, я боюсь его. Очень. И это не проходит, потому что добыча всегда боится охотника, это природа.

Молчу, хочу выпустить все иголки на свете, но их нет. Осторожно смотрю на Сергея. Он ударит меня, как отец (болеть дома было себе дороже, честно)? Или посмеется, как Вика. Что он сделает? Что?

Сглатываю, смотрю на его большие руки. На плечи, на строгое лицо. Подстригся сегодня. На шее блестит платиновая цепочка. Красивая она. И Сергей тоже. Был бы. Если бы мы не были врагами и он меня не ненавидел за все.

— Мила, посмотри на меня.

То самое чувство, когда реально приперли. Зажали в угол, и мышке не пролезть: прихлопнут.

Поджимаю губы, поднимаю на него взгляд.

— Честно мне скажи: у тебя болит что-то?

— Да.

— Что?

— Неважно! Мне никто не поможет, а вы можете уже праздновать победу! И я не буду слабой, не буду, нет, я не слабачка, не плакса, не дура! Я помираю, уйдите!

Да, я маленько сорвалась, но уже поздно.

Поворачиваюсь на бок, но не тут-то было. Одним рывком Сергей хватает меня за предплечье и сдирает одеяло с моей головы.

— Что болит, где?! БЫСТРО СКАЗАЛА!

— Живот у меня болит! Живот! А-ай! О боже, больно-о!

— Где именно! Покажи где, девочка, не то поедешь в хирургию, живо!

— Тут! — Тыкаю пальцем на низ живота. — Я помираю, я знаю, это рак!

Все, я раскисла и уже реву. Перед Охотником, вот так вот просто.

Меня трясет, и я уже мысленно себе выбираю место на кладбище.

Воцаряется тишина, Сергей на миг хмурится, а после задирает мою футболку и накрывает живот ладонью. Когда он касается меня, не шевелюсь, не дышу почти что.

— Тут болит?

Нажимает на низ живота справа, а после резко отпускает. У меня разве что искры из глаз не валят.

— Да. Тут.

— Давно?

— С утра еще. О боже, не так, я не так хотела… я боюсь. Я боюсь, помогите!

Почти уже задыхаюсь, страшно так, что немеют пальцы. Не знаю, почему дала слабину, я обычно не такая, а тут просто испугалась.

— Тихо! Мила, глаза на меня! Не рыдай, просто скажи, как болит. Говори, живо!

Смотрю на Волкодава. Что еще он мне скажет? Куда уже страшнее?

— Ай… ай, больно. Больно, я не могу… Я умираю. Колет там. Ай-ай! Выберите мне место на кладбище! – хнычу, скулю, а после живот так хватает, что я просто ору в голос от боли.

— Епт твою ж мать, а! Это не рак, дурочка, а аппендицит! В хирургию, живо!

Надежда – ее так легко забрать, а вернуть сложно.

Как только слышу про хирургию, сразу забываю о боли. Сергей может меня сбагрить врачам – это уже не шутки.

А дальше интересная ночка, которую я запомню на всю жизнь. Машина, дорога, какая-то закрытая больница. Наркоз, слезы, врачи, операция. Мне удаляют аппендицит в последний момент, прежде чем он бы превратился в перитонит. И это никакой не рак, как пугала меня Вика.

Сергей сам привез меня к врачам, мне оказали помощь. Зачем он это сделал, я не знаю. Помню только, что, когда отошла ночью от наркоза, Волкодав был в моей палате. Сидел рядом со мной.

— У меня нет рака, да?

— Нет. Лежи, заяц. Вставать нельзя.

Гляжу на Сергея во все глаза. Хоть он и мой враг, но сейчас Волкодав единственный, кто рядом. Кто сидит у моей койки в наброшенном на плечи халате.

— Я не заяц! Да, я трусиха, но я не… не дамся охотнику так просто! Я дам сдачи… Хоть вы меня и ненавидите, меня не сломить. Я плохая, а вы… вы еще хуже. На смерть похожи. Оборотень, волк… – бубню тихо, плохо соображаю, если честно, язык после наркоза заплетается, еще не отошла. Вижу, как Сергей поднялся, поправил мое одеяло. Не больно – или это обезболивающее действует? Не знаю.

— Спи, – отвечает Сергей и выходит за дверь. Он помог мне. Помог, хотя и не был должен, и я понятия не имею, зачем он так поступил.

Охотник дал мне надежду. Он избавил меня от боли, словно забрал ее себе.