Заложница - Элисон Эймс

— Ты выглядишь… по-другому. — Счастливый румянец на его бледной коже весьма походил на любовь. Но одержимость отличалась от заботы, и у нее были шрамы, чтобы доказать это. — Ты была очень непослушной пятой невестой, Арианна.

Раздался сдавленный хрип.

— Почему бы нам не поговорить об этом, когда ты приедешь? — Голос Валдуса прогремел в комнате, бодрящая пощечина всколыхнула позвоночник, пробиваясь сквозь панику и непрошеную горячку, и помогла Еве немного прийти в себя.

В его голосе не было страха. Только презрение.

— Я не общаюсь с никчемными заключенными. — В отличие от нее, Холлисворт не был впечатлен. Его холодный взгляд по-прежнему устремлен на нее, как будто мужчина рядом с ней не имел никакого значения. — Невеста, шаг вперед. Подарок.

Приказ, такой знакомый, обвил ее сердце, словно цепями, стягивая его так, что Ева едва могла дышать. Как будто не прошло и нескольких минут. Как будто она все еще была той, что и раньше.

Оставалось только успокоиться. Пытаться выживать изо всех сил. Как и прежде.

Задыхаясь, она подняла ногу, чтобы сделать шаг вперед, но ее вернули на место, резко дернув за запястье.

— Я так не думаю. — Валдус почти рычал, удерживая привязь. — Теперь она со мной.

Странное чувство облегчения охватило ее.

— Ты? Преступник? Весь в шрамах, крови и синяках. С ней? Нет. — В тоне ее мужа промелькнуло презрение. — Я очень скоро разберусь с этим заблуждением. Но сначала… — Его алебастровое одеяние развевалось за спиной, когда он приблизился. Она узнала эту чертову штуку как еще одну из его игрушек. Гибкий и легкий, неземной материал был прочнее кевлара и устойчив к лазерному излучению. К сожалению, это позволило ему пережить несколько покушений.

— Ах, пятая жена, моя маленькая бабочка. — Его взгляд блуждал по каждой ее черточке, словно маслянистое прикосновение. — Снова в ловушке. Как мне не хватало нашего общения. С остальными все так просто.

И в этом заключалась суть дела, не так ли? Ни одна из других невест не подвергалась такому испытанию, как она. Да, он наказывал их. Контролировал. Но он не пристегивал их ремнями и не засовывал свою игрушку им в мозг. Скорее всего, потому что ему не приходилось этого делать. Они были послушны, делали то, что он говорил, без вопросов и колебаний. Ева отличалась от них, даже когда верила в свою роль производительницы, даже когда сдавалась и покорялась. В ней всегда оставалась крошечная искорка сопротивления. Но чем сильнее она разжигала это пламя, чем сильнее сопротивлялась, тем больше он сосредоточивался на ней. Чем сильнее муж был одержим ею, тем больше она становилась единственной, кого он видел и хотел. До тех пор пока сломать ее не стало для него единственным желанием.

— Я знал, что ты вернешься ко мне, и уже готовился к этому. — Его голос переключился в режим разговора, как будто они беседовали только вдвоем, как будто притязания другого мужчины ничего не значили, и — хотя это не могло быть реальностью — удушливый запах тяжелого дубового одеколона и жестокости, который всегда прилипал к коже ее мужа, обжигал легкие, как будто он действительно находился рядом. — Ты не поверишь, над какими достижениями работают мои ученые с тех пор, как ты… покинула меня.

Холлисворт подошел достаточно близко, чтобы она могла различить тонкие линии вокруг его рта и глаз, которых раньше не было, как будто уродство в его душе наконец начало пробиваться наружу.

— У меня не мало сюрпризов, но об одном стоит рассказать подробнее. Благодаря той самой шахте, на которой ты работаешь, и их личной, болезненной мотивации, — его одеяние липнет к ногам, когда он наконец перестает приближаться, — эти некогда бесполезные ученые смогли сделать то, что я хотел с самого начала. Отточить мою маленькую игрушку так, чтобы она реагировала только на меня. — Его серый взгляд сверкнул извращенным азартом. — Ты понимаешь, что это значит, пятая жена?

У нее перехватило дыхание.

— Как только я введу в тебя последнюю версию термической установки, — продолжал он, — я стану единственным, кто сможет поддерживать в тебе жизнь. Ты будешь полностью зависеть от меня. Не сможешь сбежать. Не сможешь отходить от меня больше, чем на несколько коротких часов. — В его взгляде вспыхнул голод, та самая всепоглощающая, темная потребность, которую она видела так много раз прежде. — Ты будешь раздвигать ноги только для меня — пока не умрешь.

Мороз сковал ее кожу, и перед ней открылось ужасное будущее — пустое, безнадежное и мучительное.

— Она больше не принадлежит тебе, ты, больной ублюдок. — Твердая сталь заиграла на ее коже, вызывая прилив тепла, который оживил ее замирающее сердце и усилил жар.

Валдус подтащил ее к себе и, защищая, почти задвинул за спину, не выпуская из рук.

— Немедленно убери руки от моей собственности. — На этот раз в голосе Холлисворта прозвучало не просто раздражение, а ревнивая ярость, которую Ева слишком хорошо помнила.

Валдус крепче сжал руку на ее талии.

— Тебе нужна она? Приходи и забери ее. Я буду ждать. — Выражение его лица еще больше ожесточилось. — И на всякий случай уточню, что женщина будет рядом со мной до твоего прихода. Настолько близко, насколько это возможно. Так что я бы дважды подумал, прежде чем посылать ваших дроидов стрелять в моих людей или в меня. То же самое можно сказать и о попытках послать заключенных силовиков, таких как Дрейк и его банда. Будет очень жаль, если с ней что-нибудь случится до вашего прибытия.

Эмоции потекли в другом направлении. Этот ублюдок не защищал ее. Он использовал ее как живой щит.

— Она была с тобой? — Голос Холлисворта звучал обманчиво непринуждено, пока он рассматривал привязь на ее запястье и позу Валдуса. — Твои грязные, не принадлежащие Совету, преступные руки побывали на моей территории. Твой член в моей невесте. — Голос ее мужа перешел в издевательский тон. — Или, может быть, ты недостаточно смел, чтобы попытаться трахнуть и потребовать то, что принадлежит мне?

Низкое рычание Валдуса эхом прокатилось по комнате.

— А ты как думаешь?

Она ненавидела их обоих.

Ее муж побагровел.

— Я думал, что время, проведенное в шахтах, научит тебя смирению. Но, очевидно, ты не представляешь, как глупо перечить своим господам. Видимо, я был слишком снисходителен, оставив тебя в живых. Мне следовало бы стереть тебя с лица земли вместе с теми жалкими товарищами по бараку и членами семьи, которые так громко умоляли избавить их от последствий твоих преступлений. — Он смахнул воображаемую ворсинку со своего безупречного одеяния. — Хорошо, что я