Держаться за звезды - Анна Есина

кашу по тарелке, я больше месяца пытался разобраться в скверной истории, собирая её по крупицам обрывочных видений. Тебя арестуют, при этом пострадает не один десяток людей. Судебно-психиатрическая экспертиза, вроде так это называется, признает тебя невменяемой. И, здравствуй, психушка! Тебя, я клянусь, что видел сие действо собственными глазами, запрут в комнатке с мягкими стенами. И вот тогда-то ты взорвёшься, почти в прямом смысле этого слова. И спалишь всё дотла. Район за районом. Методично. Хладнокровно. Дома, магазины, школы, детские сады, заправочные станции. Дикость, конечно, но твоя сила уже не ведает преград.

  Вот таким будет финал этой истории.

  Саша умолк, а она осталась сидеть с вытянувшимся лицом, захвачённая картинами, которые перед её мысленным взором выписал его скрипучий голос. Она способна на убийство нескольких человек? Нелепость какая. Да, прощения для своих обидчиков она не находила, не было оправданий их жестокости, и вряд ли она когда-нибудь забудет всё, через что ей пришлось пройти по их вине. Но разве это означает, что она в скором времени превратится в неуправляемого маньяка, которому по силам в пух и прах разнести целый город с населением в сорок тысяч душ? Горячечный бред.

  И всё-таки она чувствовала в себе эту губительную потребность в мести. Если оставить в стороне все эти высокоморальные принципы, навязанные религией, обществом, её понятиями о доброте и нравственности, и подумать о судьбе Риммы Борисовны. Хотела бы она, чтобы женщина доживала свой век в безнаказанности? Та, что издевалась над ней, избивала, раз даже высекла плетью за неповиновение.

  Яна живо ощутила тот острый страх, что прошиб тело. Это случилось весной этого года. Со дня встречи с Лёней минула неделя или около того. Она сидела во мраке своей темницы, изнывала от безделья и неизвестности, невозможности понять, день сейчас снаружи или глубокая ночь. В доме царила благостная тишина. И в какой-то момент подкожный зуд от сдерживаемой магии, которая уже несколько часов кряду силилась вырваться из-под контроля, словно быстроногий зверь, без веских на то оснований посаженный на цепь, стал невыносим. Девушка сдалась, сложила руки в бессилии перед собственным неуёмным даром. В тот же момент комнату наполнил свет сотен мерцающих огоньков. Большие и маленькие, яркие, точно зарево клонящегося к горизонту солнца, и совсем тусклые, колеблющиеся, готовые вот-вот погаснуть, они задорно плясали, сталкивались друг с другом, сливались в более сильные шары и распадались на искры. Так восхитило Яну это диковинное представление, что она не услышала ни звука шагов, ни скрипа петель открываемой двери, ни тяжелого дыхания свекрови, появившейся на пороге. Лишь бессмысленный вопль, сорвавшийся с дрожащих уст, привлёк её внимание. Огоньки исчезли, и пристрой снова оказался под чёрным крылом мрака. И в этой непроглядной тьме яростно поблескивала пара обезумевших от ярости глаз - два дымчатых пятнышка раскалённой ненависти на молочно-белом фоне. Хлыст (Яна и по сей день задается вопросом, не явилась ли свекровь в её комнату с одной конкретной целью - избить пленницу до полусмерти, неважно, за что, раз уж хлыст оказался при ней столь удачно) рассёк воздух со свистом. Яна интуитивно закрыла лицо руками. Острая боль пронзила руку от запястья до локтевого сгиба, по коже потекло что-то тёплое - кровь, как легко можно догадаться. Виновница дурного расположения духа Риммы Борисовны забилась в угол, постаралась слиться со стеной, вжаться в неё, будто та могла защитить. Удары сыпались на спину, плечи, ягодицы, ноги. Она свернулась клубочком, но не испарилась, и всё новой и новой болью напоминали о себе лопатки, поясница.

  Всё действо сопровождалось потоком ругательств. Своим грязным ртом тюремщица покушалась на всё самое святое в жизни невестки. И неизвестно, на что больше реагировала Яна - на физическую боль, доводящую до потери сознания, или душевные муки, наносимые словами.

  - Повторяй, мерзавка, повторяй за мной! "Я не буду выделывать свои фокусы, не буду". И ты не будешь, уродка чёртова, не будешь, потому что я не позволю! Не в моём (крепкое словцо резануло слух) доме!

  - Яна?! - чей-то голос пробивался к ней через преграду навязчивой боли, послевкусие которой ощущалось на языке до сих пор.

  Она моргнула, избавляясь от навязчивых картин прошлого, и поняла, что стоит перед кухонной раковиной. Это не тот жуткий дом, а квартира Славы, её временное пристанище, где с ней не происходило ничего плохого. В руке она держала кружку из-под чая, прямо перед ней в стального цвета чаше стояли ещё две. Одна с заваркой на дне (из неё она пила чай днём, ожидая возвращения Славы с работы), другая с остатками апельсинового сока. Яна взяла её, повертела, любуясь прекрасным женским ликом на стенках и надписью: "Люблю свою сестрёнку". Значит, Слава ушёл не сразу, не тогда, когда Саша попросил его об уединении. Он удалился на кухню, налил себе сок и какое-то время сидел здесь, переваривая увиденное. И наверняка думал, зачем вообще спас я эту ненормальную? Отчего позволил жить бок о бок существу, которое вытворяет ТАКОЕ? Кем он её посчитал? Каким определением назвал её таланты? И сколь многое услышал? Она боялась даже представить.

  - Так, значит, ты пришёл меня остановить? - Яна швырнула посудину в мойку с такой силой, словно именно она была повинна во всех бедах, и повернулась гостю. - Каким образом, позволь полюбопытствовать? Что-то подсказывает, что забрать эту бесовщину ты не захочешь, да и вряд ли сумеешь. Подсказать, как держать в узде дар - ты вроде так привык выражаться - тоже не выйдет, слишком я сильна на твой взгляд. Так что же остается? Убьёшь меня? Потому что это единственный выход.

  - Я хочу, чтобы ты выговорилась, - произнёс он, всем своим видом демонстрируя спокойствие. И это окончательно взбесило Яну.

  Не раз и не два на протяжении своей жизни она сталкивалась со спокойствием - этим убогим проявлением самоконтроля, которого сама была лишена напрочь. Спокойствие не сулило ничего хорошего. С тем же невозмутимым выражением лица, что сейчас красовалось на Саше, Лёня отдал её на растерзание матери и даже бровью не повёл!

  - Давай приступай!

  Не ведая, что творит, она подлетела к мужчине, схватила его за грудки и встряхнула, будто подстрекая к действию, заставляя поторапливаться.

  - Прямо сейчас можешь начать! Я в таком эмоциональном раздрае, что и сопротивляться не стану. Магии можешь не опасаться.

  Он выпрямился во весь рост, и руки сами собой отцепились от ворота кофты. Теперь, чтобы дотянуться до него, ей следовало встать на цыпочки, а то и