Три желания - Ольга Придакова

Сегодняшнее утро ничем не отличалось от предыдущих. После скромного завтрака в небольшой столовой, Анастасья уехала в Синегирь в лавку, а я вновь отправилась в спальню к больному. Мужчина спал, тяжело дыша. Последние дни он практически всегда был погружен в полубессознательное состояние, изредка реагируя на голос жены и обводя спальню мутным взглядом. Перейдя на магическое зрение, я вновь, с удручающей ясностью, увидела, что все вчерашние усилия пошли насмарку, а проклятые щупальца разрослись, впиваясь в мышцы и разрывая плоть. Устремились к рукам, ногам, голове. На глазах выступили злые слезы... Что ж я за маг такой, если не могу справиться с каким-то заклятьем?

Будто почувствовав мое бессилие, Андрэ открыл глаза. Взгляд его немного прояснился и улыбнувшись, он попытался поднять руку, словно желая меня успокоить, но увы, она его не слушалась.

— Ничего, ничего! Не страшно! — прошептал он, — Всё будет хорошо! Ведь у меня есть замечательная жена и появился новый друг, подставивший плечо в трудную минуту! Вместе мы сила, с любой бедой справимся! — он глубоко вздохнул, потянулся и вдруг, его сердце, сделав еще пару ударов, перестало биться.

Я с ужасом уставилась на мужчину, не веря, что болезнь победила, что я так и не смогла помочь этому человеку. А спустя всего несколько мгновений, сквозь его кожу чёрными ручьями стало проступать то самое проклятие, стекая на постель ошметками дряни, похожей на болотную тину. Оно выполнило свою программу и теперь было просто грязью, выходящей из остывающего тела.

— Ну, нет! Я тебе его не отдам, костлявая! Если магия бессильна, будем реанимировать по старому земному способу, — искусственное дыхание и непрямой массаж сердца! — окончательно разозлилась я.

А потом часы для меня просто перестали существовать...

Раз, два, три, четыре, пять, — вдох!

И опять, — раз, два, три, четыре, пять, — снова вдох.

Я с остервенением нажимала на грудную клетку мужчины, периодически наклоняясь к нему, чтоб вдохнуть в его легкие воздух. Отчаяние, злость, надежда и вина смешались в такой гремучий коктейль, что в какой-то миг я его так приложила по груди, что он выгнулся дугой как от дефибриллятора, а с моих рук сорвались зелёные молнии. И, о чудо! Сердце мужчины дрогнуло, сначала несмело, рвано, но забилось! Не веря своим глазам, я приложила ухо к его груди...

Бьется! У меня получилось! Хотелось вскочить и начать отплясывать дикий танец туземцев с какого-то далёкого земного острова, кричать во всю мощь от избытка эмоций, но я продолжала смирно сидеть рядом с Андрэ, потихоньку вливая в него свою исцеляющую силу. Уж это у меня отлично получалось, благодаря тренировкам на жителях Мормышки.

Когда дыхание мужчины выровнялось, а цвет лица изменился с землистого на бледно серый, я уронила голову рядом с его подушкой и закрыла глаза. Мужчина спокойно спал, грудь его тихо вздымалась и опускалась при дыхании, никаких хрипов и шумов больше не было. И у меня тоже закончились силы, поэтому убрать остатки болезни решила позже. Так нас и застала Анастасья. Живого, мирно посапывающего супруга и меня, притулившуюся на грязной простыне с краю кровати. Доползти до своей комнаты я не успела, уснув. Когда женщина поняла, что произошло в спальне, она замерла с прижатыми к груди руками и тихие слезы радости заструились по ее щекам, а я проснулась от обжигающей благодарности и любви, исходящей от Анастасьи.

Прошла еще неделя. Андрэ быстро шел на поправку и уже с помощью жены мог передвигаться по дому. Она же прибегала к всяческим ухищрениям, чтобы надолго не оставлять его одного, не переставая излучать любовь, нежность, заботу. Мужчина тоже старался в меру, своих еще слабых сил, помогать по дому Анастасьи. Она ругалась на него, но глаза сияли благодарностью. О том, что моя миссия вроде бы закончилась и пора и честь знать, — отправляться восвояси, никто не заикался, а я не могла набраться храбрости вновь отправиться в неизвестность. Но однажды утром, после совместного завтрака в небольшой уютной столовой, Андрэ попросил меня зайти к нему в кабинет за полчаса до обеда.

"Ну, вот и все, Дарина!" — думала я, возвращаясь к себе в комнату, которая стала мне родной на время лечения хозяина, — "Сказка закончилась. Пора возвращаться к реалиям жизни!"

А чтобы избавить добрых хозяев дома от тяжёлого разговора, решила не дожидаться обеда и покинуть их не прощаясь, по-английски. Вещей у меня не было, если не считать подаренное Анастасьей домашнее платье. Элегантное, но скромное, мягкого кофейного цвета, с длинным узким рукавом и маленьким отложным воротничком. Единственным украшением его был небольшой бант черного цвета, что крепился с помощью камеи, под самым горлышком. Мне очень хотелось его забрать с собой, но я не посмела. Аккуратно сняла с себя и повесила в шкаф, а вместо него напялила на себя свою старую юбку и блузку. Сложнее оказалось с башмаками. Анастасья мои сразу же выбросила, взамен подобрав из своей обуви легкие полусапожки на прочном, широком каблуке. Благо размер оказался одинаковым. Пришлось надеть их, внушая себе, что это благодарность за Андрэ, а никак не воровство. Ну, что ж, собралась я быстро и так же быстро выскользнула из дома, направляясь к калитке.

— Вот так и уйдёшь молча, не попрощавшись? — раздался возмущенный голос из распахнутого окна гостиной — и куда-то вглубь комнаты, — Я же тебе говорила, что она сбежит тайком! — и снова мне, — А ну-ка, быстро в дом! Чего это ты надумала?

Всерьез рассерженную Анастасью я видела впервые и испугалась, что она может подумать обо мне бог весть что. Поэтому развернулась обратно. Женщина меня встретила в холле, молча взяла за руку и потащила в гостиную, где в кресле отдыхал Андрэ.

— Вот! — она легонько подтолкнула меня к мужу, а сама села на небольшой диванчик у чайного столика, — Объясняй ей всё сам! — и откинувшись на спину, демонстративно сложила руки на груди.

Мужчина вздохнул, прикрыл на мгновение глаза и обратился ко мне с вопросом, — Дарина, у тебя есть кто-нибудь из родных, кто мог бы заботиться о тебе? Я спрашиваю не из простого любопытства. Анастасья вкратце рассказала, как вы познакомились. Ты слишком молода, неопытна и не можешь постоять за себя. Одинокую девушку может легко обидеть всякий, а заступиться будет некому. —