Отпуск на фоне развода. Ее счастливый билет - Виктория Борисовна Волкова

сразу увидим и подадим претензию. Кстати, и от лица Беляева посмотреть не мешало бы, – тянет он задумчиво. Лихо разворачивается и на всех скоростях гонит куда-то.

«Первый тайм мы уже отыграли», – проносится в голове. И только сейчас до меня доходит. Все еще только начинается. Угрозы, шантаж и прочие неприятности. Теперь бы выстоять.

Но счет явно не в мою пользу. Марина на стороне отца и послушно пляшет под его дудку. А самое главное, откуда в дочери столько ненависти ко мне. За один день человек так измениться не может.

– Андрюха, привет, я к тебе сейчас подъеду. Пропуск выпиши, – звонит кому-то Дараганов, отдает указания. – Тут у меня дело срочное… Нет, я не один. С красивой женщиной. Запиши. Ага… Беляева Милена Викторовна… Клиентка, да. И моя подруга детства. Давай, постарайся, чувак…

А я в очередной раз удивляюсь, как у Ильи все легко получается. Я бы точно так не смогла!

В просторном холле большого купеческого особняка нас уже встречает моложавый мужчина в строгом костюме.

– Приветствую, Илья Александрович, – он крепко пожимает руку моему спутнику и разглядывает меня, не скрывая интереса. – Так вот вы какая, Милена Беляева, эксперт по счастью. Мои жена и дочка все ваши эфиры смотрят и слушают. Автограф дадите?

– С удовольствием, – улыбаюсь я и чувствую себя звездой.

Как мало человеку надо. Чтобы заметили, чтобы оценили…

Оглядываюсь по сторонам. Поднимаю глаза к потолку, украшенному лепниной. Скольжу взглядом по стенам, по картинам и светильникам.

– Милена Викторовна, - окликает меня друг Ильи. - Вот, тут распишитесь, а то не поверят, – протягивает мне рекламный проспект.

– Как зовут ваших девочек? – достаю из сумки ручку.

– Ольга и Даша, – улыбается мне Андрей.

– Хорошо, – пишу стандартное пожелание счастья и любви. Ставлю подпись, которую придумала для автографов, и протягиваю глянцевый листок счастливому приятелю Дараганова.

– Все. Можем идти, – заявляет тот. – Я пропуски оформил. Мила, держи, – протягивает мне маленький казенный листок.

– А как же паспорт? – тяну я несмело.

– Тебя, похоже, вся страна в лицо знает, – бурчит себе под нос Илька.

– Это плохо? – вскидываюсь моментально.

– Для тебя хорошо. Для бракоразводного процесса плохо. Но мы прорвемся, Мила. Не боись.

Глава 23

– Так… Что тут у нас? – вбивает в поисковое окно мои данные Андрей Дмитриевич. Всматривается в экран. Медитирует на песочные часы. И когда вываливается список, присвистывает в изумлении.

– Вот это да! Не ожидал!

– Что там? – как по команде вытягиваем шеи мы с Дарагановым. Словно гуси, честное слово.

– Генеральная доверенность, – методично перечисляет хозяин кабинета. В голосе чувствуются тоска и раздражение.

Дескать, непутевая блогерша сначала понадавала доверенностей, а теперь бегает. Серьезных людей беспокоит.

– Мила, ты же говорила… – обалдело смотрит на меня Илья.

– И говорю! – вскидываюсь недовольно. – Не выписывала я никаких доверенностей. Нет у меня такой привычки. Да мне бы папа первым голову снес.

– Это точно, – печально вздыхает Илья. Упирается внимательным взглядом в приятеля. – Андрюх, будь другом, пробей конторы, в которых Милка якобы доверенности оформляла.

– Да уже, – кивает тот на крутящееся колесико думающего компа. И первым чешет репу. – Странно. Очень странно.

– Что там? – снова тянем мы с Илькой. Как игрушки заводные, честное слово.

– Доверенности выписаны в деревне Булино Тверской области.

– А где это? – роняю обалдело.

– Вот хотел у вас спросить, – хмурится Андрей Дмитриевич. – Очень подозрительная история.

– А что там еще оформляли? – рычит Дараганов. – Сдается мне, это залипуха, братан.

– Еще какая, – вздыхает тот. Открывает карточку документа, потом формирует какой-то отчет и поворачивается к Илье. – А вот, смотри…

– Да тут картина маслом, – усмехается криво Илья. – И брачный контракт, и доверенность, и даже договоры займа…

– Займа? – переспрашиваю, как дурная кукушка. – Какого еще займа?

– Да, – кивает Андрей Дмитриевич. – Гражданин Беляев занимает у гражданина Кузнецова сто двадцать миллионов рублей. Вы знаете Кузнецова Леонарда Михайловича?

– Кузя да Винчи. Лучший друг моего бывшего. Они с первого класса дружат.

– А чем занимается этот Кузя? – зыркает на меня Илья. И хозяин кабинета смотрит внимательно.

– У него небольшой бизнес. Хостелы, магазин аксессуаров к сотовым, какие-то ларьки быстрого питания. Влад говорил, но я не запомнила, – беспомощно пожимаю плечами.

Обхожу стол, усаживаюсь в громоздкое кресло с другой стороны стола и в ужасе смотрю на мужчин.

– Что же теперь делать?

– Заявление пишите, Милена Викторовна. Отзовем эту филькину грамоту. Но, естественно, только те бумаги, что вас касаются. Договор займа мы не сможем признать ничтожным…

– ОБЭП справится, – хищно улыбается Илья. – Я запрос сделаю. Пусть проверят. Откуда, собственно, у мелкого лавочника Кузнецова взялись сто двадцать лямов, и самое главное: заплатил ли он с них налоги.

– Если жареным запахнет, он первым договор аннулирует, – усмехается Андрей Дмитриевич. – Но я в тебе, Илюха, не сомневаюсь…

– Попробуем, – вздыхает Дараганов.

– Я не понимаю, зачем ему этот займ. Что он дает?

– Ну как же, – прокашливается Илья. – Займ был получен в браке. Имущество общее. Значит, по обязательствам должны отвечать оба супруга. Суд автоматом вынесет решение. Даже «Мяу» сказать не успеешь. При разводе, Мил, делятся не только табуретки, но и обязательства.

– Понятно, – вздыхаю понуро. Ситуация хоть плачь. И почему я раньше ни о чем не догадывалась? Муж гулял, открыто готовился к разводу. Переводил на себя все активы, даже до подлога опустился. А я в облаках парила. Считала себя самой счастливой, да еще других учила.

Дараганов поднимает глаза к потолку, словно святой великомученник, а потом буравит меня строгим взглядом.

– Мила, а ты точно случайно узнала об изменах Беляева?

– Ну да, – нервно сплетаю пальцы. – Я же тебе говорила. Почему ты спрашиваешь?

– Да, мне кажется, этот гад заранее подготовился. Догадывался, что скоро все вскроется. Вот и устроил…

– А даты? Какие там даты? – подрываюсь с места.

– Доверенность выдана двадцать пятого марта прошлого года. На пять лет. Еще действует.

– Странно, почему тогда Влад дом в Макаровке не продал? – размышляю вслух. И только сейчас