(не) Пара Его Величества. Связанные судьбой - Марина Ружанская

Холод земли проникал сквозь тонкую ткань туники, а пульсирующая боль в ноге вытесняла все мысли. Я упрямо сжала зубы и потянулась к посоху, лежавшему метрах в двух.

Проклятие! Не дотянуться!

Ладно… ладно. Может, у меня сейчас нет здоровой ноги, но магия-то осталась! Ветви лозы услужливо подкатили брошенный посох из черного дуба прямо к руке. Отлично. Хотя бы опора есть.

А теперь… попробую подняться… Медленно… Осторожно…

Да чтоб тебя Цербер сожрал!

Я взвыла от внезапной боли и вновь рухнула на землю. Больно! Как же невыносимо больно!

— Роксана! О, боги! — Пронзительный крик Сильвии разрезал ночь раньше, чем я успела вдоволь «насладиться» своей агонией и придумать, как теперь доковылять до таверны.

Я повернула голову, превозмогая тошноту и слезы. Сквозь редеющий дым и застилавшие глаза влагу увидела фигуры, бегущие от ворот Фодины.

Жрица неслась впереди всех, ее светлые волосы мелькали в лунном свете, в руках она сжимала Брини, которая истерично орала: «Криии-иии-иии!». Не сомневаюсь: моя голубая «жабка» всех и разбудила этим воплем.

За ней следом бежали Марк и Годраш.

Но еще раньше всех возле меня опустился Шэратан. Мрачный, убийственный взгляд атланта скользнул по моей неестественно вывернутой ноге, по ссадинам на руках, по воронкам, оставшимся от взрывов.

— Кто? — вырвалось у него, коротко и жестко.

— Наемник из Рима… Лар, — выдохнула я, чувствуя, как стыд поднимается к щекам поверх боли. — Я… преследовала его от моей комнаты в таверне.

Его кадык дернулся.

— От твоей комнаты?..

— Да. Я его ранила, но он ушел.

— Ясно.

В этот момент до нас добрались остальные.

Годраш и Шэр, не сговариваясь, разошлись в разные стороны, охватывая периметр. Шэр двигался с убийственной грацией и скоростью, сливаясь с тенями. Годраш, напротив, шел тяжело, но его каменные кулаки были сжаты, а маленькие глазки впивались во тьму с первобытной яростью. Они не кричали, не перекликались. Действовали молча, слаженно, как отлаженный механизм войны.

Сильвия рухнула на колени рядом и замерла, осторожно касаясь моей ноги. Ее пальцы дрожали. Брини вырвалась из ее рук и, издавая жалобное попискивание, юркнула ко мне, забившись подмышку. Ее мелкая дрожь совпадала с моей собственной.

Марк мгновенно вскинул руки. Золотистые нити магии вырвались из его пальцев, сплетаясь в полусферу прозрачного, мерцающего щита вокруг нас с Сильвией. Купол лег на землю, отсекая от возможной новой опасности. Марк стоял настороже, его взгляд метался по темноте за щитом, готовый в любой момент усилить защиту или бросить боевое заклятье.

— Ох, Рокси… — прошептала Сильвия спустя минуту, ее глаза затуманились тем же золотистым светом, что и при исцелении. Она смотрела сквозь кожу и мышцы. — Это… это перелом голени… С осколками… Я сделаю, что смогу, но все равно нужно наложить шину.

Сильвия что-то бормотала под нос, то ли молитвы, то ли ругательства, пыталась хоть как-то стабилизировать мою ногу. Но каждое прикосновение вызывало новый виток боли, заставляя темные пятна плясать перед глазами. Я стиснула зубы, чтобы не закричать, глотая соленые слезы и привкус крови от прокушенной губы. Брини тихонько поскуливала у меня на груди, ее золотые глазки были широко раскрыты от страха.

Казалось, прошла вечность. Наконец, из темноты вынырнул сначала Годраш, пыхтя, как кузнечный мех.

— Ушел, стервь, — прохрипел он, размахивая огромным кулаком в направлении гор и зло сплюнув под ноги.

Следом появился Шэр. Он подошел к краю магического купола. Его взгляд скользнул по моему лицу, запачканному грязью и слезами, по руке, судорожно сжимавшей посох, и остановился на моей сломанной ноге.

Его лицо, обычно столь выразительное в гневе или насмешке, стало абсолютно бесстрастным. Каменным. Только в глазах, таких синих и глубоких, бушевал ледяной шторм.

— Да, ушел, — произнес Шэр наконец. Его голос был низким, ровным, как поверхность океана перед бурей. — Следы крови обрываются у поворота. Дальше — слишком много вариантов.

Марк опустил руки. Золотистый купол дрогнул и рассыпался искрами. Холодный ночной воздух снова окутал нас, пахнущий пылью, дымом и… кровью.

Прежде чем я успела что-то промычать или возмутиться, Шэр шагнул ко мне. Он наклонился, его сильные руки скользнули подо мной: одна под спину, другая под сломанную ногу, чуть выше колена, с неожиданной осторожностью.

В первое мгновение я хотела сказать, что я сама… Но прикусила язык. Сама я даже стоять не могла без помощи, не то что идти.

— Годраш, сзади. Марк, фланг. Сильвия, свети на дорогу, — скомандовал Шэр коротко, четко, словно всю жизнь только и делал, что командовал легионами. Никаких разъяснений и просьб, только приказы.

Шэр нес меня осторожно, но каждый его шаг, каждый неровный камешек на дороге отдавался мучительной пульсацией в сломанной ноге, закованной Сильвией в грубую, но эффективную шину из досок чьего-то забора, который разломал Годраш, и полосок холста.

Лицо атланта оставалось непроницаемой маской. Но я чувствовала напряжение каждой его мышцы, слышала его учащенное, яростное сердцебиение под моей щекой и ощущала ту ледяную ярость, что бушевала в синих глазах.

Холодный горный воздух улицы сменился душной, пропахшей дешевым вином и потом атмосферой моей комнатушки. Я не удержалась от глухого стона, когда Шэр опустил меня на жесткую койку. Боль белым огнем пронзила ногу, заставив сглотнуть новые слезы. Тартар!

Пожалуй, никогда в этой тесной каморке не было так многолюдно и так напряженно.

Марк стоял у двери, скрестив руки, Годраш, огромный и мрачный, буравил взглядом темноту за окном... Шэр отступил от кровати, его спина была напряжена, как тетива лука.

Атмосфера висела тяжелая, густая, готовая разразиться грозой от малейшей искры.

Сильвия присела рядом, ее тонкие пальцы дрожали, когда она поправляла шину и бинты, уже пропитавшиеся кровью.

— Прости, Рокси, я сделала все, что могла сейчас… — голос ее дрогнул. — Но даже с моим даром целительства кости срастутся не раньше, чем через неделю. Перелом голени со смещением и осколками — это… это очень серьезно. Тебе нужен полный покой.

— Неделя? — переспросила я, кусая губу до крови, чтобы не застонать. — Ну… Хотя бы не месяц, да?

На одеяло запрыгнула Брини. Ее голубоватая шкурка казалась бледной и тусклой от пережитого страха. Она издала жалобный, прерывистый писк и юркнула под мою руку, прижимаясь холодным бочком, будто ища защиты. Я машинально прижала ее к себе, чувствуя ее бешеное сердцебиение.

Спряталась… Молодец… Но всех разбудила…

Гроза все же грянула. Шэр резко развернулся ко мне. Его синие глаза, обычно такие глубокие, сейчас горели холодным, нечеловеческим пламенем ярости.

— Объясни, — его голос был тихим, но каждое слово падало, как обух. — Объясни мне этот идиотизм. Одна. Без оружия. Без фамилиара. Погналась за