Любовный контракт - Александра Джонс

— Он так и называется? — спросила Пирс, разглядывая пони.

— …и четыре унции изюма без косточек, пинта молока, три унции сахара, четыре унции смородины, немного корицы, одно яйцо и чуть-чуть соли. Печь двадцать минут на умеренном огне…

— Мама, дорогая, — Оливия освободила Мэгги от внимания миссис Маккензи с ее длинными наманикюренными ногтями, которая в жизни никогда ничего не пекла, кроме мультимиллионеров. — Бэрди умирает от желания послушать твой рецепт быстрого пудинга, потому что она холостячка — не в обиду будь сказано папиным увлечениям гольфом и яхтой, то и дело оставляющим тебя соломенной вдовой.

— Будем надеяться, что Стюарт не поступит так же с тобой, дорогая. Крупным бизнесменам никогда нельзя доверять. Тебе следует сделать Бэрди его секретарем, а не своим, она бы за ним приглядела. Попытайся навязать ему в качестве хобби вязание — по крайней мере, это можно делать, не вылезая из кресла у камина.

— Да, ма!

— Ох, как я горжусь тобой, дорогая… — Мэгги похлопала дочь по руке, и, украдкой глянув через плечо, понизила голос: — За то, что до свадьбы осталась «целкой».

— Целкой? — Оливия притворилась, что не поняла.

— Девственницей, милочка. Стюарт — счастливчик!

Мэгги отошла, и Оливия направилась постоять около счастливчика на палубе. Фантастический багровый закат догорал над Лазурным берегом. Она тихо сказала ему:

— Бедной маме приходится жить в своем собственном мире. Мне кажется, она так несчастна!

— Потому что ты вышла за меня? — испуганно спросил он.

— Нет, дурачок! Не подтрунивай над серьезными вещами, Стюарт.

— Извини, милая.

— Потому что она вышла за моего отца и не родила ему сына, вот почему. Па всегда заставлял ее чувствовать себя виноватой. Я сама слышала, как он упрекал ее. Думаешь, Гарольд и Мэгги могут глубоко любить друг друга?

Стюарт ласково сжал ее руку.

— Я уверен, что они любят! Мэгги обожает своего старого повелителя, ты только посмотри, как она вокруг него суетится! Она молодчина — мы все так думаем. «Хочешь знать, во что превратится невеста, — погляди на ее мать», — говорила моя тетка, и я вижу, что мне нечего беспокоиться!

Оливия положила голову на лацкан его элегантного свадебного костюма, придавив гардению в петлице, и с удовольствием вздохнула. На фоне заходящего солнца ансамбль наемных музыкантов начал играть на палубе сентиментальную музыку, вполне подходящую для свадебной вечеринки.

— Потанцуем? — спросил Стюарт, наблюдая, как отблески света играют на ее лице, а губы повторяют слова песенки того времени, когда она была школьницей.

— Давай немножечко подвигаемся…

И они поплыли, обнявшись. Молоденькая дальняя родственница, проходя мимо, ткнула Оливию под ребра.

— Держу пари, что ты не могла дождаться сегодняшнего вечера! Он классный парень, Олли! Надеюсь, когда-нибудь найду себе такого же миллионера!

— Извини ее, ей всего тринадцать, — сказала Оливия. — Теперь ты понимаешь, почему я была против «маленьких подружек»? Они мне уже все вот как надоели!

Оливия посмотрела в его внимательные голубые глаза, и ей захотелось, чтобы этот вечер длился вечно, а ночь еще дольше.

— Мне тоже, но ведь они скоро уйдут, надеюсь?

«Они», свадебные гости с обеих сторон Атлантики, зарегистрировались в знаменитом бело-розовом отеле на Антибском мысу. Ее родители возвращались на свою виллу, папе надо было отоспаться с похмелья. А завтра будет следующий день медового месяца, и они со Стюартом окажутся в пути на греческие острова.

На палубе Винни Легран в своем наряде подружки невесты, библейски черном и пуритански белом, говорила с кем-то по мобильному телефону. Потом она взорвалась, как вулкан:

— Ты только представь себе, кто это, Стю!

В день своей свадьбы, рядом с очаровательной невестой, залитый лучами заходящего солнца, он казался совершенно беззаботным.

— Да кто бы это ни был, пошли его подальше! Я занят…

— Это Кашилогган! — прошипела Винни.

— Кто?!

— Кашилогган! Торговец оружием, миллиардер, недавно освобожденный из тюрьмы. Он хочет знать, почему «Маккензи, Торонто» не продало его мемуары, купленные всеми странами мира, в Израиль!

— Так объясни ему, Винни, тебя для этого и взяли на работу в Торонто.

Стюарт обладал редкостным умением без лишних слов спихивать на других свои неприятности. Она бы на его месте, подумала Оливия, засуетилась и поспешила выхватить у Винни телефон, чтобы поскорей все уладить. Как бы ей хотелось иметь такой талант — сохранять спокойствие, когда речь шла о больших деньгах. Даже на ее свадьбе, украдкой шепчась на палубе, другие важные «шишки» из числа Маккензи не отходили далеко от телефонов и факсов, чуя запах денег.

Винни схватила за руку Эштона Доура Кливера, который мучился морской болезнью, хотя в это время яхта стояла на якоре и никуда не двигалась.

— Эштон, мне нужен ваш официальный совет!..

— Только и всего? — спросил Стюарт, и они с Оливией рассмеялись.

Мэгги снова проплыла в своем кремово-розовом кружевном платье и картинной шляпке с искусственными шелковыми розами — больше похожая на невесту, чем сама Оливия.

— Дорогая, — сказала она Оливии, — уйдем с палубы — закатный свет тебя не красит. Ты вся какая-то розовато-лиловая — я тебе говорила, не надевай голубое! Но ты еще не такая розовая, как твой отец. Старый господин в подпитии становится вообще пурпурным, когда солнце заходит над его лысой головой.

— Ну, разве она не прелесть? — сказала Оливия мужу, и оба хихикнули. Семья — это была такая помеха, такая обуза!

Медовый месяц оказался для Оливии радостным опытом. Стюарт был терпелив, восхищался ее невинностью и под его уверенным руководством она превратилась в страстную, удовлетворенную женщину, которой и рождена была стать.

Нежный, страстный, веселый и возбуждающий, Стюарт превратил каждый день — и каждую ночь — медового месяца в замечательное воспоминание. Оливия была в восторге, что вышла за него — совершенного любовника, о котором всегда мечтала и которого подсознательно ждала.

Мидхэрст, Кент, 1990

Завершив четырехнедельный свадебный круиз по Эгейским островам, Оливия вернулась на рабочее место загорелой, отдохнувшей и бесконечно счастливой.

Бэрди Гу оставалась чужой в этом шикарном здании двадцать первого века с компьютерными экранами в кабинетах и незаполненными ящиками столов. Она плакалась Оливии: ее кофеварка безнадежно устарела в сравнении с канадскими автоматами на каждом углу, которые изрыгали не только кофе любой крепости, сладости и температуры, но также чай, какао, горячий шоколад, молочные коктейли и фруктовые соки. С этим она конкурировать не могла, теперь никто больше не желал отведать ее кофе из свежеподжаренных зерен!