Старше - Дженнифер Хартманн

что ты делаешь, — это занимаешь место и портишь мой ужин. Ничего сложного в этом нет. — Неприятно дернув меня за волосы, он прошел мимо и швырнул мою картину в мусорное ведро.

С разорванным в клочья сердцем я выбежала из дома и оказалась в этом самом парке с видом на озеро, желая погрузиться в ледяную воду и утонуть.

По коже побежали мурашки, пока я смотрела на сверкающую гладь и предавалась воспоминаниям.

Она была такой спокойной. Такой умиротворяющей.

Весна была для меня не только временем обновления, но и настоящим спасательным кругом. Мягкая погода давала мне возможность выйти на улицу, сбежать от жестокого обращения, которое я терпела в своем доме. В теплые дни я искала убежище в этом же парке — месте, где яркие цветы сменяли унылые оттенки моей повседневной жизни. Природа позволяла мне дышать свободно.

А с повышением температуры росла и моя решимость вырваться из ледяной хватки прошлого.

Каштановый хвост Тары раскачивался вправо-влево, пока она прыгала, уворачиваясь от тщательно выверенных ударов отца.

И, судя по всему, от его пота.

Рид смотрел на свою дочь, слегка запыхавшись.

— Если бы я оказался мерзавцем, затаившимся в темном переулке, то тебе грозило бы гораздо худшее, чем мой пот. Тебе стоит поработать над защитными движениями.

— Я умею защищаться.

— Ты слабее физически. Если кто-то схватит тебя, нужно использовать рычаг. Скручивай тело вот так, чтобы освободиться.

Я с любопытством наблюдала, как Рид обучает Тару этому маневру, и морщила нос. Моя левая рука пульсировала, затянутая в плечевой бандаж — гипс сняли за неделю до этого. Мне не терпелось поскорее оставить эту травму в прошлом.

Если бы кто-то схватил меня в темном переулке, я была бы такой же эффективной, как мешок с рисом.

Порывшись в рюкзаке, я достала одноразовый фотоаппарат, в котором почти закончилась пленка. Маленькое колесико издало скрежещущий звук, когда я щелкнула большим пальцем вправо, а затем направила камеру на Рида и Тару.

Щелк.

Тара тяжело дышала, наклонившись и обхватив колени руками.

— От тебя пахнет, как от раздевалки.

— Я пахну как человек, который может разрушить твою жизнь, если ты не отнесешься к этому серьезнее.

— Это скучно. Я хочу есть.

Руки Рида свободно лежали на бедрах, когда он вздохнул, сокрушенно покачав головой.

— Отлично. Мы можем снова позаниматься на следующей неделе.

Тара крутанулась на месте, подняв пальцы, чтобы показать воздушные кавычки, и подошла ко мне.

— Снова позаниматься, — повторила она. — В папином духе.

Я быстро засунула камеру в рюкзак, а Божья коровка вскочила, завиляв хвостом, когда Тара наклонилась, чтобы почесать ей уши.

— Вы часто тренируетесь? — поинтересовалась я, собирая учебники.

Тара отпила воды из бутылки и пожала плечами.

— Иногда. Я предпочитаю сжигать калории, играя в волейбол. Папа становится слишком серьезным, когда дело доходит до безопасности.

— Наверное, он видел много ужасных вещей, когда работал парамедиком.

— Да, но он слишком опекает меня. Если я делаю неверное движение, он замолкает, и на его лице появляется вот такое выражение. — Она скорчила гримасу, заставив меня хихикнуть. — Просто добавь еще несколько возрастных морщин.

Я посмотрела на Рида, когда он подошел к нам, его бронзовая кожа блестела под лучами раннего весеннего солнца. Его волосы были темными и влажными, он запустил в них пальцы, демонстрируя накачанные бицепсы. Надетая на нем майка под прямыми солнечными лучами приобрела полуночно-синий оттенок, и ткань облегала его, как вторая кожа.

Наши взгляды ненадолго встретились, затем я отвернулась и посмотрела на Тару.

— Ужин?

— Да, пожалуйста. Я подумала, что мы могли бы поехать к папе и заказать пиццу. Мама работает допоздна.

— Мы? В смысле, я поеду с тобой?

— Да, почему бы и нет? Ты не любишь пиццу? — Она задохнулась от притворного ужаса. — Боже мой. Ты ненавидишь пиццу. Этой дружбе официально пришел конец.

Смеясь, я покачала головой.

— Я люблю пиццу. Просто не хочу мешать вам проводить время вместе.

Рид сел рядом со мной, его бутылка с водой болталась между его раздвинутыми бедрами.

От него не пахло раздевалкой.

От него пахло так, как, по моим представлениям, пахнет морской воздух, пропитанный солью, в сочетании с тем средством для мытья тела, которое он использовал. Что-то чистое и бодрящее, с нотками амбры.

Моя кожа вибрировала от его близости.

— У меня в квартире беспорядок, — заметил Рид, отпив воды. — В другой раз.

— Обломщик.

— Это не я, это моя квартира.

— И правда. — Тара раздвинула ноги, как будто собиралась сделать шпагат. — Там нужны яркие краски. Сейчас все черное и серое, как твое сердце.

Он хмыкнул под нос.

— Драматизм тебе явно достался от матери.

Она снова оживилась.

— Кстати, о маме, тебе стоит пригласить ее к себе домой, чтобы она помогла с оформлением. Женская рука не помешает.

В ее тоне был скрыт тонкий подтекст.

Я поджала губы, молча наблюдая за их взаимодействием, мой взгляд метался между отцом и дочерью.

Рид напрягся рядом со мной. Его бедро слегка касалось моего, и я почувствовала, как сжались его мышцы. Прежде чем он успел ответить, за спиной Тары раздался голос.

— Стивенс! — крикнул мальчик из школы. — Лови!

Баскетбольный мяч пролетел по воздуху и оказался в вовремя поднятых руках Тары. Она посмотрела на нас, и на ее губах появилась легкая улыбка.

— Это Джош. Сейчас вернусь.

Она унеслась прочь, зажав баскетбольный мяч подмышкой.

Божья коровка снова легла на мои ноги.

Я заставила себя не отводить взгляда от Тары, наблюдая за тем, как она добралась до площадки и провела дриблинг, умело обойдя Джоша и совершив бросок.

Чистый13.

— Я видел, что ты фотографировала нас, — сказал Рид. — Как получается?

Я отважилась взглянуть на него.

— Это просто одна из тех одноразовых камер из магазина.

— Надо же с чего-то начинать.

— Это была хорошая идея. Спасибо.

Он кивнул, и я сунула руку в сумку, чтобы достать камеру. Я направила ее на Рида, указательный палец завис над кнопкой съемки.

— Мне не нравится, когда меня фотографируют.

Я замерла.

— Правда? Почему?

— Не знаю. Наверное, мне больше нравится течение жизни, то, как мгновения приходят и уходят, не будучи заключенными в рамки.

Опустив камеру, я изучала его через хрусталики своих любопытных глаз.

— Интересная точка зрения. — Затем я снова подняла камеру и помахала ею с наглой ухмылкой. — По мне, так это просто отговорка.

Он задумчиво посмотрел на меня, а затем пожал плечами.

— Хорошо, но только один раз. Лучше, чтобы он получился.

— Никакого давления. — Вдохнув, я подняла черно-желтую камеру «Кодак» и поднесла ее к правому глазу. Я наблюдала за ним