Дочь тьмы - Валерия Аристова

над ним кинжал. Он поднял глаза на нее. Магдалена пробиралась среди трупов, поднимая прозрачную ткань своего одеяния. Тело ее было хорошо видно, но сейчас это не имело никакого значения. Габриель искал выживших, но таковых, возможно, тут не осталось.

Вдруг Минерва, которая спокойно, даже с каким-то удовольствием, прыгала по телам и лужам крови, остановилась, выгибая спину. Габриель посмотрел туда, куда смотрела кошка, и, оттолкнув носком сапога оторванную руку, бросился вперед.

В круге, очерченном на полу явно на скорую руку чьей-то кровью, лежал, сжавшись, как нерожденный младенец, Андрэ де Синев. Габриель коснулся его шеи, почувствовав пульс. Тут же рядом оказалась Магдалена. Она смотрела на Андрэ без всякого сочувствия.

— Оставь его, — голос ее был холоден, — лучше бы он умер. Но оказался хитер.

Она прошла мимо, будто Андрэ, которого она не так давно привечала, как претендента на руку и сердце, был каким-то мерзким гадом. Габриель смотрел на него, не зная, что делать.

— Он же купался с тобой в источнике, — пояснила Магдалена, оборачиваясь, — тебя готовил к твоей участи. И сам на всякий случай окунулся в священный источник. Оставь его его судьбе. Мы не те, кто наделен властью над жизнью и смертью человека, выжившего в сражении с Князем тьмы.

Габриель закрыл глаза. Возможно, Магдалена права. Возможно, Андрэ де Синев достаточно силен, чтобы выжить. Светлые его волосы были все в крови, лицо и руки были покрыты ссадинами, одежда порвана. Никто не знал, что за ужас ему пришлось пережить, и какое испытание пройти. Гарбриель отвернулся.

— Эй, молодой человек!

Он вздрогнул от неожиданности, услышав старческий голос.

У стены, залитой кровью и исписанной какими-то символами, сидел, прислонившись, старик. В нем с трудом можно было узнать маэстро Бланко, того самого, кто несколько дней назад рассуждал об именах Бога. Каждое его слово Габриель помнил наизусть. Возможно, начертанные символы и были тем самым Именем, что защитило старика? Габриель приблизился к нему, подал руку, помогая встать.

— Молитва творит чудеса, молодой человек, — старик затряс головой и поднялся, отряхиваясь.

Он был почти невредим.

— И не такие испытания посылал мне Господь, — снова заговорил он, оглядывая залу, — и не такие. Но я рад, что вам удалось выжить. Вы сильнее всех, кто тут был.

Габриель удивленно смотрел на маэстро Бланко.

— Я ничем не выделясь, месье, — тихо сказал он, — меня спасла Магдалена.

Старик рассмеялся.

— Магдалена? Это ты спас Магдалену! Да знаю я все про тебя! Это ты вызвал Асмодея с первого раза и выжил! И не отнекивайся! Таких, как ты, еще поискать! И, думаешь, молодой человек, что не заставь ты Магдалену влюбиться в тебя, выжил бы ты? Сердце твое было в б руках Люцифера, а не билось сейчас в твоей груди. Жизнь твоя подпитана сотней жизни людей, что нашли свою смерть этой ночью. Это плата Асмодея. Но он придет и за тобой. Так что распорядись своею жизнью так, чтобы каждая жертва была оправдана! И да… — на секунду он замер, внимательно смотря Габииелю в глаза, — да. Тебе скоро понадобится моя помощь. Найдешь меня в моем замке в горах.

Старик отвернулся и пошел куда-то, склоняясь над умершими и что-то бормоча. Габриель в ужасе смотрел ему в след. Неужели слова старика — правда? Неужели за прихоть любить Магдалену он заплатил всеми этими жизнями? Он прислонился к стене и закрыл глаза, пытаясь осознать все, что натворил. Знай он это, он бы сам вручил Люциферу свое сердце! Или…

— Габриель, иди сюда!

Магдалена… Он с трудом разлепил веки. Магдалена вынашивала бы дитя Зла. Его прекрасная Магдалена была бы во власти зла и безумия, пока не оказалась бы в последнем круге ада рядом с Сатаной навсегда! Возможно, он поступил правильно, и все эти жизни — это плата не за его любовь, а за то, что Зло не было воплощено в человека. В Антихриста.

— Габриель!

Он пошел к ней на зов, переступая через трупы и конечности. Жертва не слишком велика, если он действительно не дал совершиться Великому Злу.

— Иди сюда. Смотри.

Магдалена опустилась на колени и подняла белый плащ, накрывавший голову какого-то человека. Белый, без следов крови. Рядом лежал его посох в виде рогатины. Магдалена коснулась рукой плеча лежавшего.

— Отец… — прошептала она.

Габриель тоже опустился на колени.

Граф, казалось, спал. Черты бледного лица его расслабились и он виделся немного наивным и очень молодым, будто скинул за это время лет двадцать. Возможно, молодость входила в соглашение с Люцифером, подумал Габриель. Он готов был поверить во все, что угодно. Проведя пальцами по руке графа, Габриель почувствовал тепло.

— Выжил, — сказал он.

Магдалена повернулась к нему. Черные глаза ее казались огромными на бледном лице, а губы — росчерком крови.

— Он не мог погибнуть, — проговорила она тихо, указывая куда-то на пол.

Граф де Мон-Меркури лежал в круге, том самом, в котором стоял вчера весь вечер.

— Люцифер не смог выманить его, — ответила она на немой вопрос Габриеля, — мой отец — великий маг, и такие обряды ему доводилось проводить и раньше. И он всегда выживал. Не всегда удается сделать то, что задумано. Но он не остановится.

— А то, что погибло столько человек по его вине? — Габриель нахмурил брови.

Холод, который он ощущал в сердце, стал разливаться по всему телу, вызывая дрожь в руках.

— Это их судьба. Они пришли добровольно и знали, как рискуют. Тут не было ни одного человека, кроме тебя, кто не понимал бы рисков. У каждого была своя цель. Многие стремились к знаниям, которые дают власть и богатство. И ради власти и денег они готовы были на все.

— Секрет философского камня? — Габриель поднял голову.

— Отец мой давно разгадал его. Но есть и другие тайны, которые могут открыть только те, кто правит миром. Все эти люди приезжали к отцу, чтобы урвать хоть крупицу его знаний. Хоть толику, что даст им возможность двигаться дальше. Они хотели власти, но заплатили душой. Так бывает, когда переоцениваешь свои силы.

Граф все так же был неподвижен, распластанный на полу.

— Достойный всегда выживет, — Магдалена поднялась на ноги и отряхнула прозрачную ткань, — идем. Нам нужно уехать, пока он не очнулся.

Щеки Габриеля вспыхнули.

— Ты поедешь со мной? — спросил он, касаясь