Королева из другого мира - Диана Клэр

— Итак, Мэйден Клири, вы хотите учиться в нашей академии, верно? — уже знакомый, чуть скрипучий голос ректора заставил меня поднять взгляд. К своему облегчению я увидела, что его глаза смотрят на меня с теплотой и даже каким-то одобрением.

— Да, господин ректор, — прошептала я и облизнула пересохшие губы.

— Отлично, отлично, — почти мелодично проскрипел он, и на тонких старческих губах заиграла легкая, чуть отрешенная улыбка. Вот такая, какой улыбаются тибетские монахи.

На душе потеплело, и я немного расслабилась.

— Мэйден, — снова обратился ко мне ректор Альтерманн. — Вы ведь не против, если я вас так буду называть? — Дождавшись моего кивка, он продолжил. — Для начала я попрошу вас приложить ладонь вот к этому шарику. Не бойтесь, он не кусается.

Он весело хихикнул и кивнул на лежащий перед ним небольшой, прозрачный шар, в недрах которого, переливаясь всеми цветами радуги, мерцало нежное, подвижное облачко.

Какая красота! Я невольно засмотрелась на радужные узоры, которые беспрерывно видоизменялись, как калейдоскоп, погружая смотрящего в своего рода медитацию.

— Мэйди, — тихий голос ректора вывел меня из оцепенения. — Положите ладошку на шар, пожалуйста.

Я медленно поднесла ладонь к этому чуду и коснулась пальцами гладкой, мерцающей поверхности. Хрусталь приятно холодил руку, а тело начало постепенно наполняться чудесными, миниатюрными искорками, похожими на пузырьки шампанского.

Несколько секунд не происходило ничего, а потом радужное облачко ярко вспыхнуло, на мгновение окутав весь шар и мою ладонь в голубоватое пламя. Я едва не отдернула руку, но вовремя сдержалась. Что-то подсказывало мне, что этот шар не может навредить.

— Ух ты! — немолодая, дородная женщина с ярко-рыжей гривой и в строгом, синем пиджаке, сидевшая по правую руку от ректора, аж присвистнула.

Остальные закивали, явно соглашаясь с ее оценкой.

— Да, вы правы, профессор Зандельхольц, поразительный результат, — в голосе ректора тоже послышались нотки изумления. — Давно такого не наблюдал у новичков… Да уж, удивили вы нас, Мэйден Клири.

Я покраснела. Признаться, мне было приятно, хотя я прекрасно понимала, что моей заслуги тут нет. Но, черт возьми, всё равно приятно!

— Кстати, профессор Краббе, — ректор повернулся к пожилому господину с длинными волосами. — Профессор Ротт до сих пор не дал знать, когда его ожидать? — Он покосился на пустующее место.

— Он уже на подходе, — отозвался тот. — Вот буквально только что пришло сообщение. — Он взглядом указал на какой-то серебристый кругляш, лежавший перед ним. — Он задержался в полицейском отделении, поскольку стражам порядка понадобилась его консультация.

— Ага, понял, — понимающе кивнул ректор и вновь повернулся ко мне. — Чтож, Мэйден, всё очень и очень хорошо. А теперь я попрошу вас сделать что-нибудь… этакое!

А? Что он имеет в виду? Я вопросительно уставилась на старичка, в глазах которого плясали задорные смешинки. Казалось, он предвкушает нечто очень и очень увлекательное.

— Всё просто, — наслаждаясь моей растерянностью, пояснил профессор Альтерманн. — Сделайте что-то, что доставляет вам… настоящее удовольствие! Что приносит, как бы это правильно сказать, душевное удовлетворение! Вы ведь понимаете меня?

Нет, я ничего не понимала! Уже, вроде, угасшая паника вновь взорвалась внутри подобно проснувшемуся Везувию.

— Ну, смотрите, — заметив мой испуг, ректор поднялся из-за стола, обошел его и, приблизившись почти вплотную, положил свою пухлую руку мне на плечо. — У каждого человека есть какая-то… страсть. Например, кто-то любит рисовать. — Он кивнул в сторону мольберта. — Или метать ножи! — Кивок в сторону витрины.

До меня начало доходить…

— А кому-то доставляет удовольствие собирать и исследовать травы, смешивать эфирные масла, создавать неповторимые ароматы, — ректор указал на стол с колбочками. — А кто-то вообще любит швыряться огненными шариками. Тоже вполне понятное удовольствие — главное, чтобы не в экзаменационную комиссию! — Он весело хохотнул. — А что любите вы, Мэйден Клири? Подумайте спокойно, не торопитесь.

Я задумалась. Медленно обвела глазами зал… И тут мой взгляд упал на рояль. А ведь это то, что я не только умею, но и люблю! До чертиков люблю! Это то, что спасало меня первые месяцы после смерти бабушки! То, что успокаивало меня, когда хотелось выть от боли и одиночества!

Я с торжеством взглянула на ректора. Теперь я знаю, что делать!

— Ага, я вижу, вы определились? — он снова улыбнулся. — И каков ваш выбор?

Вместо ответа я развернулась и быстры шагом направилась к инструменту. Умелым движением отодвинула обитый темно-зеленым бархатом стул, уселась на него, устроилась поудобнее. Потом опустила руки на колени и закрыла глаза…

"Музыка — это не ноты", — зазвучал в голове бабушкин голос. — "Это твои мечты, твои фантазии, твои чувства. Это та история, которую ты хочешь рассказать людям. Или тот мир, куда ты хочешь сбежать…"

Что же мне сыграть? Куда мне сейчас хочется окунуться?

Я знала ответ мгновенно. Руки буквально вспорхнули с колен, и пальцы коснулись гладких, прохладных клавиш… Я снова закрыла глаза и заиграла.

Из-под пальцев полилась нежная мелодия колыбельной Шопена, а в голове, перед внутренним взором раскинулось бездонное, темно-синее, бархатное небо, на котором покачивался серебристый серп месяца и мерцали мириады звёзд. Я лежала на ночной лужайке, в густой траве. Меня окутывал едва уловимый, сладковатый, с приятной горчинкой, аромат полевых цветов. Вокруг стрекотали цикады, щеки ощущали прохладные капельки росы.

Высокими трелями заливались ночные соловьи, а нежные басы мерно покачивали меня, как детская колыбелька. А внутри разливалось такое счастливое, такое блаженное умиротворение, что хотелось плакать от переизбытка чувств.

Наконец, музыка стихла. Последняя нота долго висела в воздухе, и я слушала ее растворяющееся под потолком эхо. И лишь, когда наступила полная тишина, я решилась открыть глаза…

Боже, что это?!

Я резко помотала головой, не веря своим глазам. Нет! Этого просто не может быть!

Вокруг меня действительно раскинулось бездонное, синее, почти черное небо, усыпанное мерцающими пятнышками. Я оторопело опустила взгляд и обомлела еще больше. Под ногами колыхалась изумрудная трава, на которой поблёскивали крохотные капельки, и покачивали своими головками васильки, колокольчики и ромашки.

На мгновение мне даже показалось, что я на самом деле нахожусь на этом воображаемом лугу. Я протянула руку, чтобы потрогать василек, растущий прямо возле моей ноги, но тут картинка начала блекнуть и рассыпаться на крошечные частички. Небо померкло, краски побледнели, звезды погасли. А сквозь изумрудный ковер всё сильнее просвечивал золотистый паркет…

Раз, два, три — и иллюзия исчезла, словно ее и не было. А в воздухе повисла торжественная, почти благоговейная тишина.

Почему они молчат? Я что-то не так сделала?

Медленно встала со стула и повернулась к комиссии. Все пятеро безмолвно смотрели на меня, и в их глазах я