Паутина - Весела Костадинова

— У него есть новости о Кларе, милая, — чуть улыбнулась Наталья. — Но без тебя он не имеет права на дальнейшие действия, понимаешь?

В глубине души трепыхнулось что-то тонкое, что-то важное, что-то…. почти теплое. Мама. Моя мама.

Я молча кивнула, понимая, что Наталья права. Пусть меня уже перемололо и переломало, пусть я ощущала себя едва склеенными осколками, но моя ответственность за маму и бабушку никуда не делась. И я не могла постоянно перекладывать ее на других людей, которые сделали для меня гораздо больше, чем мои самые близкие друзья.

Они нашли мою потерянную мать. Они, нарушая правила и законы, приехали ко мне, вытащили почти мёртвую из ванной, где я хотела закончить свою никчёмную жизнь. Рискуя своей репутацией, своим положением, возможно даже свободой, Наталья и её сын оказали мне первую помощь, не привлекая посторонних, не выдавая никому ни слова. Свято, надёжно, бережно оберегая мою тайну.

Тайну, которая сломала меня окончательно.

Я вздрогнула, чувствуя, как внутри снова поднимается липкий страх, тёмной змеёй сворачиваясь в животе. От одной мысли о будущем у меня начинала болеть голова. Удар, который лишил меня сознания, тоже не прошёл даром.

— Лиана, — моя собеседница видела, что меня снова утягивает чернота воспоминаний, — хорошая моя…. Не думай о том что было…. и не думай сейчас о том, что будет. Мы тебя не оставим одну. Давай жить здесь и сейчас…. В этот момент, в эту минуту. Это тяжело, больно, страшно, это кажется почти невыносимым, но давай справимся с этим. — Наталья чуть наклонилась ко мне, её глаза были наполнены заботой и чем-то ещё, чем-то очень тёплым, почти материнским. — Знаешь, что я поняла за свою жизнь? — продолжила она сжимая мои холодные пальцы в своих тёплых руках. — Мы часто думаем, что разбиты. Что нас нельзя починить. Что от нас остались только осколки. Но, родная моя, иногда самое страшное не то, что мы сломаны. Самое страшное — это решить, что мы больше не заслуживаем быть целыми.

Заслуживаем?

А чего заслужила я?

Смерть отца и понимание того, что без него я — никто. А цена моего успеха всего лишь несколько букв на свидетельстве о рождении. Мамы, которая сломалась, как испорченная игрушка от первой серьезной боли. Друзей. Друзей, которых любила с детства, но которые легко променяли меня на…. На что? Я даже не знала на что именно променяла меня Дашка. На насильника? На маньяка?

Лица я не видела — напомнила себе.

Что заслужила я?

А ничего. Вообще ничего.

Разве чтоего. О да. Видимо толькоегоя и заслужила. Ведьондаже не покалечил меня, не сломал так, как мог бы, не оставил на теле следов, которые нельзя было бы скрыть. Онберёгменя. Как дорогую вещь, как любимую игрушку, которой ещё предстояло послужить. Ему было важно, чтобы я осталасьцелой.

Интересно, он наблюдал за мной после? Стоял где-то в темноте, следил за каждым шагом, ждал, чтобы убедиться, что я дошла до дома, что не сдохла в подворотне? Может, это было частью игры — дать мне уйти, но оставить свое клеймо в голове и на шее?

— О, нет, нет, нет, — тут же заволновалась Наталья, подхватывая мою отяжелевшую голову, заставляя поднять лицо и посмотреть ей в глаза. — Слушай меня, Лиана. Только мой голос, только мои слова. Вот так, девочка. — Её пальцы мягко скользнули по моей шее, к основанию головы, задевая чувствительные точки. Уверенные, сильные движения — не грубые, но наполненные силой и теплом. Там, где прошлись её руки, напрягшиеся мышцы начали расслабляться, дыхание стало глубже, а в голове будто появилось немного больше пространства.

— Хорошо, — улыбнулась она, убирая руку с шеи, убедившись, что я снова пришла в себя. — Хорошо, дорогая. Вот видишь, мы с тобой пережили еще один момент. Потом еще один и еще один. Помни, ты не одна, а хороших людей больше чем плохих. Намного больше.

— Я…. — мой голос дрогнул, — я …. Ваш сын, он… я не знаю, что ему сказать…. Я не хочу….

— Не хочешь, чтобы он знал, да? — вздохнула Наталья. — Милая, это естественное чувство. Он — мужчина, а тебе досталось не мало. Но он уже все знает. Это он вынес тебя из ванной, он не мог просто оставить тебя там. Он среагировал быстро. Как врач. Как человек, который привык спасать. А думаешь… — она вздохнула, — врач не поймет, что произошло с окровавленной девушкой?

Я сжалась в комок.

— Он все понимает, дорогая. Поэтому и не приезжал, не хотел тебя тревожить. Но дел накопилось слишком много. Формальностей. Мелочей, которые требуют решений. Не волнуйся, он все подготовил, тебе нужно будет лишь заверить его решения. Понимаешь?

— Да, — кивнула я, ощущая облегчение от того, что не придется снова принимать решений самой.

— Вот и хорошо, — Наталья поднялась на ноги и поправила элегантную блузку. — Отдыхай, Лиана. Вечер придется многое обсудить.

Она направилась к выходу из комнаты, но на пороге остановилась.

— Лиана…. — она чуть поколебалась. — Тебе звонила Даша. Не на твой телефон — он пропал. На телефон твоей мамы… Думаю, она беспокоится о тебе…

Я почувствовала, как губы сами собой скривились в горькой, злой усмешке. Почти гримаса. Почти оскал.

Даша.

Я даже не знала, что бесило больше — её попытка выйти на связь или то, что часть меня всё ещё ждала объяснений. Всё ещё хотела услышать её голос и спросить: За что? Почему?

Но я ничего не сказала.

Просто молча кивнула, глядя в окно, где улицы уже начали окутывать сумерки.

17

Максимилиан приехал около восьми вечера. Наталья, уже освоившаяся на нашей кухне, не стала устраивать формальностей, а просто накрыла маленький столик в отцовском кабинете, где я полу сидела, полу лежала на своем диванчике. Ничего лишнего, ничего сложного: сэндвичи, горячий чай с мятой, немного печенья, которое она испекла днём. Всё было просто, ненавязчиво, но продуманно — ровно столько, чтобы никто не чувствовал себя обязанным есть, но и чтобы никто не остался голодным.

Макс появился в дверях кабинета, высокий, сдержанный, с неизменной внимательной серьёзностью на лице. Он выглядел уставшим, но собранным, как человек, привыкший быть опорой для других, даже если самому нелегко.

Я чувствовала его присутствие, ещё до того как подняла голову.

— Лиана, — он спокойно сел на кресло напротив, не пытаясь подойти близко. Напротив, выбрал за столиком максимально удаленное от меня место.

Я кивнула, с трудом поднимаясь, усаживаясь ровнее. Внутри меня всё сжалось, но я держала себя в руках.

— Привет, — ответила,