Развод. Пусть горят мосты - Стася Бестужева

— Она превратила развод в войну, — продолжает Максим, глядя в чашку с кофе. — Распускала слухи в больнице, где я тогда работал. Говорила всем, что я алкоголик, что срываюсь на Полине. Подала заявление в опеку. Пыталась отсудить все имущество. Задействовала своего отца — влиятельного человека в определенных кругах.

— И что ты сделал? — спрашиваю я, чувствуя, как сжимается горло.

— Сначала растерялся. Не ожидал такой подлости. Пытался решить мирно, шел на уступки... — он горько усмехается. — Это была моя главная ошибка. Чем больше я уступал, тем агрессивнее она становилась.

Официантка приносит его эспрессо. Максим делает глоток, затем смотрит мне прямо в глаза:

— А потом я нашел хорошего адвоката. Женщину, которая сама прошла через абьюзивные отношения и знала все уловки. Она открыла мне глаза на то, что происходит. Сказала, что я имею дело не с бывшей женой, а с противником, готовым на все. И что единственный способ защитить себя и Полину — это играть на опережение.

— Что ты имеешь в виду?

— Документировать все. Каждый разговор. Каждую угрозу. Каждый случай манипуляции ребенком, и я тебе не просто так дал контакт Анны Громовой. Она лучший семейный адвокат, которого я знаю. Если кто и сможет защитить тебя от Павла, то она.

— Спасибо, — говорю я. — Хотя, честно говоря, я надеялась, что Павел одумается...

— Он не одумается, — мягко, но твердо говорит Максим. — Люди вроде него не меняются. Для них главное — контроль. А ты этот контроль нарушила, когда перестала закрывать глаза на его измены.

— Но ведь дети...

— Именно поэтому тебе нужно быть готовой ко всему, — он наклоняется ближе. — Павел будет использовать их как оружие. Уже использует. Эти походы в аквапарк с любовницей, эти разговоры о новой квартире... Он создает альтернативную реальность, где ты — помеха их счастью.

От этих слов меня бросает в жар. Я вспоминаю восторженный голос Даниила, рассказывающего о "тете Веронике". О том, как "весело с папой и ней".

— Что мне делать? — спрашиваю я, и мой голос звучит беспомощно даже для собственных ушей.

— Во-первых, начни вести дневник — записывай все, что говорит и делает Павел. Особенно в отношении детей. В-третьих... — он делает паузу, словно не уверен, стоит ли продолжать.

— Что?

— Проверь все финансы. Все счета, все документы на имущество. Сделай копии. Люди вроде Павла часто начинают прятать активы задолго до того, как объявляют о разводе.

Я киваю, вспоминая пустой сейф, обнаруженный несколько недель назад. Опустошенные счета. Ипотеку, о которой я ничего не знала.

— Уже поздно, — говорю я. — Он вывел почти все деньги. Взял кредит на наш дом без моего ведома. Подделал мою подпись.

Максим хмурится:

— Это серьезно. И противозаконно. Тем более важно поговорить с Анной как можно скорее.

— Я боюсь, — признаюсь внезапно. — Не суда, не развода. Боюсь, что он отнимет у меня детей.

Максим протягивает руку через стол, накрывает мою ладонь своей. Его рука теплая, сильная. Хирургические руки — руки человека, привыкшего брать на себя ответственность за жизни других.

— Он не отнимет, — говорит он с уверенностью. — Потому что ты будешь бороться. И не одна.

В этот момент что-то меняется между нами. Его взгляд задерживается на моем лице чуть дольше, чем обычно. Моя рука под его ладонью чувствует не только поддержку, но и что-то еще — более личное, более теплое.

— Спасибо, — говорю я тихо. — За все.

— Всегда пожалуйста, — улыбается он. — И знаешь что? Несмотря на весь кошмар, через который я прошел, сейчас я счастливее, чем когда-либо был в браке. Полина счастливее. Жизнь продолжается, Лена. И она может быть прекрасной даже после самого болезненного расставания.

Его слова дарят надежду — робкую, неуверенную, но все же. Может быть, он прав? Может быть, где-то за горизонтом этого кошмара ждет другая жизнь — спокойная, гармоничная, без постоянного напряжения и лжи?

— Я должна идти, — говорю, глядя на часы. — Скоро забирать детей из школы.

— Конечно, — кивает он. — И помни: что бы ни случилось, ты не одна.

Мы выходим из кафе под моросящий дождь. На прощание Максим неловко обнимает меня — быстро, почти украдкой, но в этом объятии столько поддержки, что я на мгновение прикрываю глаза, впитывая это ощущение защищенности.

— Позвони, если понадобится помощь, — говорит он, раскрывая зонт. — В любое время.

— Обязательно, — обещаю я.

Мы расходимся в разные стороны — он к своей машине, я к школе, которая в десяти минутах ходьбы. Дождь усиливается, но я не спешу укрыться. Есть что-то очищающее в этих холодных каплях, барабанящих по лицу.

Глава 16

Аптека на первом этаже торгового центра встречает меня стерильной белизной и запахом лекарств. Пока выбираю сироп от кашля для Даниила, мысленно подсчитываю расходы. Последние недели я трачу больше обычного… сначала оплата адвоката, теперь лекарства, завтра школьная экскурсия Ники... Но волноваться не о чем. На нашем семейном счету должно оставаться около четырехсот тысяч… те самые деньги, которые Павел не успел вывести до того, как я обнаружила его махинации.

— С вас три тысячи восемьсот сорок шесть рублей, — сообщает фармацевт, собирая мой заказ. Помимо сиропа я взяла витамины для обоих детей и новый тонометр для себя — последние недели давление скачет, неудивительно при таком стрессе.

Протягиваю карту, краем глаза замечая время на часах — через полчаса нужно забрать Даниила из школы. Он останется дома, пока я поеду с Никой на прием к ортодонту. График плотный, но выполнимый.

— Извините, но платеж не проходит, — фармацевт хмурится, глядя на терминал. — Попробуем еще раз?

— Да, конечно, — киваю, чувствуя легкое беспокойство. Может, проблемы со связью?

Она проводит картой снова, и снова терминал издает негативный писк.

— Карта отклонена, — говорит она. — Попробуйте другую или наличные.

Меня бросает в жар. Другой карты у меня нет, а наличных с собой только тысяча рублей — на такси до клиники ортодонта, если мы опоздаем на автобус.

— Извините, я... — начинаю я,