Это мгновение - К. С. Отем

соорудили палатку из диванных подушек и одеял, а затем провели ночь, рассказывая друг другу истории и смеясь так беззаботно, как это делают два счастливых восьмилетних ребенка с набитыми сахаром животами. Я до сих пор живо помню ту ночь и то, как тепло было у меня внутри. Вот каким счастьем было для меня это тепло, которое наполнило меня от кончиков пальцев ног до кончиков ушей.

—Я так рад, что родился со своим лучшим другом, — сказал Купер, широко улыбаясь, но его глаза были тяжелыми от сна.

У меня сжимается в груди, когда я представляю Купера сейчас, с такой же широкой улыбкой, смотрящего на Джейми. Джейми, который является его новым лучшим другом. Или его другой лучший друг. Джейми, мальчик с растрепанными каштановыми волосами и кривой ухмылкой. Тот, кто громко поет старые песни, независимо от того, кто рядом, и кто оживленно говорит о зданиях и прочем дерьме. Джейми, которого я хочу ненавидеть, потому что Купер любит его, а он любит Купера, и никто не любит меня.

Я даже сам себе не очень люблю.

Пушистый хвост касается моего лица, когда мой кот Форд ложится мне на грудь.

Он впивается ногтями в мою футболку, и в его груди заводится маленький моторчик, когда он мурлычет. Я глажу его по спине, и он удовлетворенно устраивается поудобнее, сворачиваясь пушистым клубочком. Я нашел его год назад в глубине сада, в котором работал. Он весь черный, тощий, хотя и в добром здравии, и у него отсутствует большая часть хвоста. Я не знаю его истории, но кто-то причинил ему боль, в этом я уверен. И я никогда не позволю, чтобы с ним снова случилось что-то плохое. Когда-нибудь я построю ему огромный дом в нашем саду, и он сможет жить как король.

Порывшись в заднем кармане, чтобы не потревожить Форда, я достаю браслет, который подарил мне Джейми. Крутя его в руке, я подношу к свету, чтобы получше рассмотреть. Сталь, из которой изготовлены маленькие звенья, темно-серая, почти черная, а камни, вставленные в каждое звено, темно-синего цвета. Я уверен, что у них есть название, но я мало что знаю о драгоценных камнях. Он тяжелый и холодный на ощупь, и когда я надеваю его на запястье и надежно застегиваю, он красиво сливается с моей татуированной кожей. Я пытаюсь подавить мысль о том, что он выбрал этот подарок, потому что он напомнил ему обо мне. Я не думаю, что Джейми выбрал это по какой-либо другой причине, кроме того, что ему нужно было что-то купить.

Из моего динамика на потолке спальни звучит Citizen Soldier’s Bedroom Ceiling, и я опускаю руку, позволяя ей упасть на прохладные простыни, браслет ощутимо тяжел на моем запястье.

Мои глаза поднимаются к потолку, и я изучаю маленькую трещинку, которая тянется от источника света к одному углу. Слова песни доходят до меня, и я обдумываю все чувства и мысли, которые тяжелым грузом давят мне на грудь, задаваясь вопросом, есть ли смысл просто выпаливать их все, даже если их слышат только стены моей комнаты.

— Я не хотел, чтобы он прикасался ко мне, — шепчу я, делая глубокий вдох, а затем повторяю свои слова. Слезы затуманивают мне зрение, и я быстро моргаю, чтобы смахнуть их. —Я просто хотел, чтобы мама поужинала со мной. — еще больше слез подступают, пока моргание не приводит к тому, что они стекают по моим щекам. —Хотел бы я быть больше похожим на Купера. — еще больше слез. —Я бы хотел, чтобы кто-нибудь любил меня так, как Джейми любит Купера.

Я продолжаю в том же духе, обнаженные истины и болезненные реалии срываются с моих губ, пока у меня не начинает щипать в глазах. Мои рыдания усиливаются, и Форд спрыгивает с меня, бросает на меня быстрый взгляд, а затем идет к своей кровати, прикрепленной к батарее в моей комнате.

Моя грудь сжимается, и я зажмуриваю глаза, когда знакомое ощущение утопления начинает подниматься из глубины моего живота. Мой пульс учащается, пока все, что я слышу, — это биения моего сердца в ушах. Так громко, что я больше ничего не слышу. Даже песня заглушается. Я вздрагиваю, когда теплое тело накрывает меня, и знакомый аромат ванили Купера наполняет мои ноздри. Я обнимаю его, когда он переворачивает нас и притягивает меня к своей груди, располагая нас так, пока мы не прислоняемся к изголовью моей неубранной кровати.

— Я не хотел, чтобы он прикасался ко мне, — говорю я, и Купер втягивает воздух, но не отстраняется. Его рука поднимается к моему затылку, и он поглаживает его, вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Ритм — это утешение, которое достигает самых темных уголков моей израненной души. —Я умолял его остановиться. Почему он не остановился? — мои рыдания становятся громче, пока слова не вырываются с икотой. — И мама не пришла, я просто хотел поужинать с ней на свой день рождения.

Еще рыдания, еще слезы, еще икота. Еще успокаивающие похлопывания и крепкие объятия от моего близнеца. Моего лучшего друга.

Я отстраняюсь, мои глаза горят, когда я смотрю в собственные, налитые кровью глаза Купера. По его щекам текут слезы, и он прикусывает нижнюю губу.

— Я чувствую, что тону, Купер. Все время. Как будто вокруг столько воды, и она толкает меня вниз, удерживает, и там нет никого, кто мог бы меня спасти.

Он берет мои руки в свои, крепко сжимая их. Голубые глаза, которые отражают мои собственные, держат меня в своих объятиях, удерживая на земле.

— Я буду твоим спасательным жилетом. Я всегда буду спасать тебя, Кайден. Всегда.

Я падаю на него сверху и держусь так, словно он действительно может помешать мне утонуть. Звук, похожий на стук в дверь, привлекает мое внимание, и я поднимаю взгляд от плеча Купера, чтобы увидеть Джейми, прислонившегося к двери спальни.

Он наблюдает за нами, его собственные глаза блестят, а губа зажата между нижними зубами. Наши глаза встречаются, и в его искрящейся зелени чувствуется теплота, что-то вроде беспокойства, которого я никогда раньше не видел направленным на меня.

Я хотел бы ненавидеть его. Но я не думаю, что это действительно то, что я чувствую.

Чем дольше я смотрю в глаза Джейми, тем сильнее бьется мое сердце, поэтому я отстраняюсь и утыкаюсь лицом в изгиб шеи Купера.

— Ты мой лучший друг, Куп, — говорю я приглушенным голосом из-за уже