О Стуже и Перьях - Элиза Рейн

— Да, она. Пошел нахер.

— Как ты узнала, что она женского пола?

— Я просто знаю.

— Ты с ней говорила?

— Нет.

Инга берет мой щит и я не могу не отреагировать.

— Отдай.

— Он ничего не весит, — говорит она, подкидывает щит одной рукой и ловит другой.

— Положи на место, — велю я.

— Это она? — Инга поворачивает щит ко мне и показывает на изображение медведя в центре.

— Ты это и сама знаешь.

— Так ты это делаешь? Создаешь магию с помощью щита вместо жезла? — Оргид и Инга смотрят друг на друга, а потом снова на меня. На долю секунды думаю, что они правы. Может, я создала щит вместо жезла и с его помощью направляю магию? Но я поместила изображение медведя на щит после того, как увидела её. А щит был закончен через несколько дней после этого.

— Нет, — говорю я. — Щит тут не причем.

— Жаль, — говорит Инга. — Я думала, мы случайно что-то узнали. — Она театрально пожимает плечами, а потом, к моему ужасу, кидает щит в яму с огнем.

Я бросаюсь за ним, направляя потоки льда в пылающее горнило. Я преодолеваю половину расстояния до ямы, когда Оргид делает шаг вперед. Его тени появляются передо мной, преграждая путь.

Я не могу добраться до щита.

Вижу, как горит дерево, как изгибается металл перед тем как расплавиться, и морду медведя, охваченную пламенем.

— Ублюдки! — кричу я, когда меня поглощает гнев. В щит было вложено столько работы, и не только моей. Сколько часов мы с Саррой потратили, создавая его. Это давало чувство безопасности, было тем, куда я направляла концентрацию, было всем, в чем нуждалась в последнее время.

И теперь эти самовлюбленные, издевающиеся надо мной мудилы его разрушили.

Лед вырывается из моего тела и отбрасывает Оргида назад. Я снова бросаюсь к яме. Моя рука полностью покрыта льдом, тянусь ею сквозь пламя и достаю то, что осталось от щита. Это всего лишь металлическая пластина с изображением медведя, но это хотя бы что-то. Я разглядываю его, пытаясь понять, можно ли спасти хоть что-то, когда Оргид с Ингой хватают меня за руки. Чтобы выбраться из захвата, я готова присесть на пол, как нас учили на глиме, но в кузнице раздается низкий, рычащий голос. Они оба замирают.

— Убрали от нее свои сраные руки.

В помещение входит Каин, и я в ярости смотрю на него.

— Я не ребенок! — рявкаю я, изо всех сил разводя руки в стороны и одновременно резко падая на пол. Осколки льда летят в Оргида и Ингу, и когда обе мои руки освобождаются, я слышу стоны.

Снежинки вихрем кружатся около меня, когда я поднимаюсь обратно на ноги. Секунду они смотрят друг на друга, очевидно, взвешивая свои шансы. Но учитывая, что здесь Каин…

— Это все равно был херовый щит, — бросает Инга, и они оба устремляются к двери.

Клянусь, я буквально вижу, как Каин сдерживается, когда они проходят мимо, а его злобный, громадный волк наступает им на пятки. Они оба ускоряются.

Каин поворачивается ко мне, и снегопад прекращается. Однако, мои руки все еще покрыты слоем льда, и вода капает на пол, когда они начинают оттаивать в жаркой кузнице. Но все, что меня сейчас волнует — груда искореженного металла у моих ног.

— Придурки, — шепчу я, наклоняясь, чтобы его поднять.

— Знаешь, творить магию без жезла способны только Высшие фейри или Валькирии, — говорит Каин.

— Ну, я не Высший фейри, — бросаю я, разглядывая то, что осталось от щита.

Он пожимает одним плечом.

— Тогда думаю, ты была права в саду в твой первый день здесь, — я смотрю на него, и воспоминание о том разговоре само по себе приходит на ум.

«Думаешь, ты способна стать Валькирией?» — спросил он тогда.

— Я пока не Валькирия, — говорю я. — У меня нет крыльев, — я не могу не посмотреть туда, где должны быть его крылья, и его плечи напрягаются.

— Пока что, принцесса, ты единственная из новобранцев, у кого есть валь-тивар, — я начинаю просить не называть меня так, и он поднимает руку. — Ладно, ладно. Как тебе «лепесточек» вместо этого?

Больше воспоминаний о нашем с ним разговоре в цветочном саду заполняют мой разум.

— Ты сжег лепесток, — медленно говорю я.

— Я и тебя сжег, — его голос совсем тих, и я опускаю взгляд на руку, за которую он схватил меня. Следов не осталось, но я помню это ощущение, хотя теперь рука и покрыта льдом.

В голове резко проносится мысль.

Я только что сунула руку в огонь, чтобы вытащить щит, и не обожглась.

Он сможет коснуться меня, если моя кожа будет покрыта льдом?

Сначала вспыхивает мое лицо, а за ним и остальное тело. Каин, к моему удивлению, делает шаг назад. Он ведь не мог узнать, о чем я думаю? Или… он сам думал о том же?

— Уходи, — шепчу я. Получается совсем неискренне, и он знает, что я этого не хочу, но должна была хотя бы попытаться.

— Помоги мне войти в Сокровищницу.

Я хмурюсь, но радуюсь смене темы.

— Нет.

— Я всегда знал, что ты особенная, — говорит он. — Теперь все остальные тоже знают. Ты создана для гораздо более великого.

То, как он говорит, что я особенная, заставляет меня чувствовать столько разных вещей, что я не знаю, как с ними справляться. Я не хочу быть особенной. Особенные привлекают внимание, а это риск того, что все узнают о магии памяти.

Но притворяться, что я не хочу быть особенной для Каина, когда он стоит передо мной и излучает вот эту хрень, из-за которой я начинаю тупеть — невозможно.

— Лесть тебе не поможет, — выдавливаю я. — Это тебе надо попасть в Сокровищницу, а не мне.

Его глаза сужаются и темнеют.

— Если бы я сказал, чего действительно хочу, ты бы бежала, как от огня, принцесса.

Я сглатываю. Не знаю, имеет ли он в виду свое желание сжечь весь мир или воспламенить мое тело. То и другое я очень живо видела во сне. И он прав. То и другое должно заставлять меня хотеть сбежать. Но я не знаю, стала ли бы убегать, и понимаю, насколько сошла с ума, раз так думаю.

— Вне зависимости от того, чего я хочу, Фезерблейд требует, чтобы ты вошла в Сокровищницу. Иначе он бы не показал тебе её. Он не пустил бы тебя ко мне в катакомбы.

Я снова смотрю на центральную пластину щита. Что если он прав? Приготовил ли Фезерблейд что-то для меня?

— Это Фезерблейд подарил