Жестокое завоевание - Лилит Винсент

папа глотает все эти химикаты, потому что от них его тошнит, туман и сонливость, но я напоминаю себе, что альтернатива гораздо хуже. Альтернатива — быстрая и мучительная смерть. Но это не будет вечно. Папа скоро войдет в ремиссию, и тогда он начнет восстанавливать свои силы и станет сильным лидером, в котором нуждается эта семья.

Моя нога уже болит, когда я добираюсь до папиной спальни и вхожу внутрь, но я стараюсь, чтобы боль не отразилась на моем лице, когда я передаю ему таблетки и стакан воды.

Папа медленно и с большим усилием садится в постели. Я остаюсь на месте, потому что он ненавидит, когда я пытаюсь ему помочь.

— Доброе утро, папа. Как спалось?

Он издает уклончивый звук, опираясь на подушки. Я даю ему стакан воды и его лекарства, и он начинает их глотать. Когда он заканчивает и передает воду обратно, он спрашивает: — Что вы с Кристианом решили прошлой ночью?

Трепет проходит через меня при звуке его имени. — Мне? Зачем мне что-то решать с дядей Кристианом?

Папа устало и грустно улыбается мне. — Ты знаешь почему.

Дно вываливается из моего живота. На мгновение я не чувствую ничего, кроме паники и стыда «папа знает, что мы сделали» — а затем по пятам накатывает гнев. Конечно, он не знает. Папа просто снова фаталист. — Я не хочу слышать от тебя такие разговоры. Ваш онколог сказал, что вы хорошо реагируете на химиотерапию, и она работает.

— Он сказал, что видел некоторые признаки того, что некоторые опухоли реагируют, но еще слишком рано говорить.

Я занимаюсь уборкой его и без того опрятной комнаты и поправляю одеяло на кровати. — Точно. Это хороший прогноз. У меня не было времени подумать о дяде Кристиане. Возможно, вам следует снова поговорить с ним и решить, хотите ли вы, чтобы он был рядом.

Но глаза папы закрылись, и он снова заснул. Я смотрю на него с грустью. Лекарства всегда снова вырубают его, и он не в состоянии принимать какие-либо решения. Что будет дальше, зависит от меня и дяди Кристиана.

В коридоре, вне слышимости детей внизу и папы, если он проснется, я звоню девушке Андрея. Они вместе уже шесть лет, у них есть маленький сын. Она уже знает, что случилось с ее напарником на складе. Дядя Кристиан разговаривал с ней прошлой ночью, но от этого ее горе не становится менее горьким, и мои слова скорби и соболезнования ничем не помогают ей. У меня слезы на глазах, когда я вешаю трубку.

Кто бы ни сделал это с моими людьми, он заплатит.

Внизу я открываю свой ноутбук за кухонным столом и проверяю электронную почту и электронные таблицы, в то время как дети роятся вокруг меня, едят, смеются и ссорятся. Я так привыкла к выходкам семи младших братьев и сестер, что могу сосредоточиться практически при любых обстоятельствах, только сегодня я не могу сосредоточиться. Я чувствую себя беспокойно и не в своей тарелке и продолжаю поглядывать на дверь, ожидая увидеть высокого мускулистого мужчину в сшитом на заказ черном костюме, с серебряной цепочкой на шее и небрежно падающими на глаза белокурыми волосами.

Я провожу обеими руками лицо и стону себе под нос. Я должна просто позвонить ему и узнать, где он. Что он делает. Что произошло на складе и где мой товар. Я столкнусь с ним рано или поздно, так что лучше сделать первый шаг.

Я тянусь к телефону, но снова кладу его. Слишком рано для дяди Кристиана. Этот мужчина любит поспать.

Оправдания, оправдания. Правда в том, что я в ужасе от того, как я отреагирую, когда услышу его голос.

Аррон захлопывает посудомоечную машину, заставляя меня подпрыгнуть, а потом все мои братья и сестры начинают целовать меня на прощание и хватать свои обеды с кухонной стойки.

— Пока, Зеня!

— Добрый день, Зеня.

Я счищаю крошки со свитеров и поправляю заколки, прощаясь со всеми, даря детям улыбки и поцелуи и желая им хороших дней в школе. Один за другим они выбегают из кухни.

Как только их голоса стихают, и я предвкушаю звук закрывающейся входной двери, я слышу, как Феликс восклицает: — Дядя Кристиан! Что ты здесь делаешь? Где ты был?

Мое сердце отскакивает от груди, и я чуть не сбиваю свой ноутбук на пол. Я смотрю на часы на стене, как будто они меня предали. Дядя Кристиан уже здесь? Сейчас только восемь утра.

Я сжимаю свою кофейную чашку, слушая его низкий голос, приветствующий всех его племянников и племянниц. Я могу представить, как они сгрудились вокруг его длинных ног, глядя с запрокинутыми лицами на это неожиданное наслаждение.

— Твоя старшая сестра на кухне? — спрашивает дядя Кристиан. Несколько веселых ответов «Да», а затем входная дверь закрывается, и в доме наступает тишина.

В коридоре раздаются шаги, становящиеся все громче и громче по мере приближения дяди Кристиана. Должен ли я игнорировать его? Мне встать и поприветствовать его? Я чувствую безумное и почти непреодолимое желание бежать и прятаться.

Если бы он не опустошил и не бросил меня два года назад, в этот момент я бы вскочил на ноги, чтобы поприветствовать его в коридоре. С широкой улыбкой на лице я обвивала руками его шею и осыпала его щеку поцелуями, наслаждаясь ощущением его теплой кожи и легким прикосновением его чисто выбритой щеки под моими губами. Мы всегда были ласковы, касались друг друга так часто, как только могли. Я обычно просовывал руки под его рубашки и обнимал его голую талию. Я засыпала у него на коленях, когда мы смотрели телевизор, спустя много времени после того, как это перестало быть уместным, хотя мне никогда не приходило в голову, что это не так.

И дядя Кристиан позволял мне делать все это. Он ни разу не отошел от меня, не сказал мне остыть или сделал что-то еще, чтобы отговорить меня от прикосновений к нему. Неудивительно, что прошлой ночью мы пересекли ужасную черту. Мы шли к этому годами, и я был слишком наивна, чтобы это понять.

Все эти мысли бушуют в моей голове и мои щеки горят, когда появляется дядя Кристиан. Он стоит в дверях в пиджаке поверх футболки с V-образным вырезом, которая облегает его мускулистое тело. Черный на нем хорошо смотрится. Он оттеняет его бледно-голубые глаза и серебристо-светлые волосы и подчеркивает длинные, мускулистые линии его тела.

Улыбка расплывается по его красивому лицу. — Доброе утро, принцесса.