Опасная связь - Ана К. Блэклейс

Мое тело обмякает в кожаном сиденье, словно в объятиях любовника, веки становятся тяжелыми. Из динамиков доносится низкий рык Деклана, когда дубинка выскальзывает из моих рук и падает на пол машины. Уголки моих губ приподнимаются в улыбке. Он кончил ради меня.

— Я представляю тебя сейчас в твоей машине, — говорю я, закрыв глаза, кривясь от легкой боли, когда свожу ноги вместе. — С членом в руке, со спермой, стекающей по костяшкам, пока ты сжимаешь его.

— Хммм, слушай, как грязно ты говоришь. Кажется, мне придется наказать этот дерзкий ротик… снова.

Я смеюсь. И хотя он не подает виду, я знаю, его бесит, что он не может коснуться меня прямо сейчас, даже если он это скрывает. Его сексуальная энергия заполняет салон, смешиваясь с моим ароматом.

— Хорошо, что я могу хоть немного причинить тебе боль, — честно признаюсь я. Но в ответ слышу лишь тихое, глубокое хихиканье.

— Осторожнее, маленькая шпионка. Сейчас у тебя, возможно, есть небольшое преимущество, но каждое твое слово будет использовано против тебя. Мои планы на тебя и так мрачны. Не заставляй меня делать их еще темнее.

Я вздрагиваю от угрозы, но совсем не из-за страха.

— Что нужно сделать? — шепчу я. — Что потребуется, чтобы ты меня отпустил? Сколько стоит моя свобода?

Он смеется, и его смех звучит, как ласка.

— Ты до сих пор не понимаешь, маленькая шпионка. Ты потеряла свою свободу в тот момент, когда я впервые увидел тебя семь лет назад. Это уже не то, что можно выторговать.

Грудь сжимается, дыхание перехватывает.

— Тогда зачем я все это делаю? Если ты все равно уничтожишь мою репутацию и оставишь меня своей личной шлюхой?

— Но твое будущее — это не только репутация, верно? Ты хочешь успеха, денег и уважения. А это все ты легко можешь получить, особенно если станешь моей личной шлюхой.

Я фыркаю, перекрещивая ноги и разглаживая юбку на бедре.

— Ну, знаешь, как бывает, — говорю с сарказмом. — Записи живут вечно. Ты не сможешь скрывать то, что сегодня сняли твои люди, вечно.

— Ты забыла, с кем разговариваешь. Есть очень немного вещей, которые я не могу сделать. Я могу вознести тебя на такие высоты, о которых ты даже не мечтала. Ты уже была бы звездой, если бы не сбежала от меня.

Я наклоняюсь вперед за еще одним бокалом шампанского, остро ощущая пробку внутри. Когда я выйду из этой машины, буду шатающейся, пьяной и полностью использованной, но этот разговор заставляет адреналин бурлить, поэтому разум все еще ясен.

— Я ненавижу тебя за то, что ты со мной сделал. Ненавижу сильнее, чем когда-либо думала, что способна кого-то ненавидеть, — говорю я, но его это нисколько не трогает. Смех перекатывается через динамики, словно вибрация, ощутимая на коже.

— Да, ненавидишь. Но это далеко не все, что ты ко мне чувствуешь. Особенно когда думаешь, как я могу исполнить твои мечты.

Я тихо вздыхаю:

— Губительная мысль.

— Ты можешь обрести славу и величие, о которых даже не мечтала, Миа. Все, что я хочу взамен, — это твоя безграничная преданность.

— Преданность? — фыркаю я. — Ты этого от всех своих секс-игрушек ожидаешь?

— О, уверяю тебя, ты моя единственная игрушка, и это, поверь, плохая новость.

Я быстро понимаю, что он имеет в виду. Челюсть сжимается, я сдвигаюсь, чувствуя пробку еще острее. Чертов неотразимый ублюдок хотел этого с самого начала — чтобы я все время ощущала, что он как будто трахается со мной, что его присутствие не исчезает ни на секунду. Чтобы я всегда помнила, чья я.

— Ты усвоишь урок по-своему. Я не могу закрыть глаза на то, что ты сделала. Возможно, ты думаешь, что сможешь выкрутиться, но позволь мне прояснить одно: ты моя — моя собственность.

Я запрокидываю голову, смеюсь, сжимая бокал в руке, и вдруг осознаю, как сильно размазан мой макияж.

— Ненавижу тебя до чертиков.

— А еще ты обожала сосать мой член в примерочной. Тебе понравилось, когда я затащил тебя в туалетную кабинку и использовал прямо на глазах у моих людей. Тебе нравилось трахать себя этой резиновой дубинкой, и ты тащишься от ощущения пробки в своей заднице.

Потому что никто не знает, что мне нравится, лучше, чем он.

И этот ублюдок знает это слишком хорошо, поэтому ждет, что я попытаюсь это отрицать. Мне бы следовало так и сделать, просто чтобы швырнуть это ему в лицо. Но я не могу.

Поэтому он продолжает.

— Давай поясним раз и навсегда: ни один другой мужчина не может к тебе даже прикоснуться. Если я узнаю, что ты хоть раз взглянула на кого-то другого, история с Тимоти повторится.

— Я не давала поводов Тимоти, — сквозь зубы произношу я.

— А вот Никко, этого говнюка, ты поощряла.

Моя спина напрягается.

— Очень давно, — отрезаю я.

Он хихикает, и этот звук пробирает до костей.

— Похоже, до него все никак не дойдет. Но ты знаешь, что я могу разобраться с этим за тебя, детка.

— Нет, — резко отвечаю я, подаваясь вперед. Затем, собрав себя в более контролируемый тон: — Я сама позабочусь, чтобы он все понял. К тому же, я выставила его сегодня идиотом. Он не простит меня за это ни сейчас, ни когда-либо.

— Ты ничему не научилась из нашего прошлого, маленькая шпионка? — произносит Деклан. — Ты все еще недооцениваешь мужчину с навязчивой идеей.

— Никто не умеет быть одержимым так, как ты, Деклан, — тихо отвечаю я.

— Нет. У этого говнюка одержимость мелочная. Глупая. Подлая. Очень похожа на одержимость Тимоти.

От одного упоминания этого имени меня пробирает отвращение. Я морщусь, вспоминая, что он писал мне в своих сообщениях. Но Никко все-таки не такой. Да, он может ударить ниже пояса, быть мерзким и грубым, но, если быть честной, я сама его ранила.

— Думаю, он уже сдался, — говорю я, хотя уверенности в голосе маловато.

— Если не сдался, даже не думай давать ему ту же ложную надежду снова. Ты знаешь, к чему это приводит.

Его голос становится ниже, пробирая холодом, напоминая, как далеко он готов зайти.

— Почему ты вообще заморачиваешься, если все, чего ты хочешь, — это наказать меня? — шиплю я, не скрывая раздражения.

В машине повисает тяжелая пауза, и я неудобно ерзаю, ощущая его присутствие, будто он здесь, рядом. Кажется, весь салон темнеет, словно неведомый дух приглушает свет.

— Ты спрашиваешь, потому что хочешь знать, что ты для меня значишь. Но готова ли ты услышать правду?

Мое тело напрягается в ожидании, но я держусь, замерев.

— Ты всегда была для