Второй шанс. Книга четвертая - Елена Звездная

королевский дворец с поднятой головой и оружием. Его единственным шансом была победа надо мной пять лет назад, но в ту страшную ночь проиграли мы оба. Я потерял всех, кто был мне предан, и кто окружал меня практически с самого детства, а он потерял право на титул.

Рука, сжимавшая мою ладонь, заметно похолодела.

— Мой господин, это осталось в прошлом, — робко напомнила я.

— Нет, — Каенар бесстрастно смотрел вдаль. — Он существует в настоящем. И убить его я, к сожалению, смогу лишь после завершения учений.

Что ж, теперь похолодели мои ладони.

— Как? — едва слышно спросила я.

— Я планировал личный вызов. Как у бывшего герцога Риддана у меня осталось это право. Но то, что сделала ты, уже половина моей победы.

— Почему?..

— Лиэдан публично унижен. Вмешиваться в Учения у него нет права, и эти дни он будет изнывать от бессильного бешенства. К моменту окончания, он едва ли будет контролировать свою ярость. Вызов теперь не потребуется, он явится сам. И я отомщу за все.

* * *

Студенты разошлись по палаткам, большинство готовило оборудование к предстоящему испытанию, главы факультетов собирались возле нашей палатки, собираясь начать обсуждение стратегии, а я все же задала вопрос, который абсолютно точно задавать не стоило.

— Что он сделал? Этот Лиэдан.

Более десяти шагов Каенар молчал, и лишь после с трудом выговорил:

— Он заставил меня пойти на унижение, ради спасения пленников, среди которых были мои братья по оружию, те с кем я тренировался с самого детства, те, кто рос со мной, жил со мной, те, кто был моими друзьями. Я выполнил его требование. Он отпустил пленников живыми, как и обещал… но нанес порез каждому. Они пришли живыми, это факт, но в последующие два часа скончались практически у меня на руках.

Мой Ангел Смерти… Так вот что произошло… Учитывая, правила воспитания мальчиков в военных родах, среди его братьев по оружию было не менее десяти тех, кто рос вместе с ним, кто был ему ближе всего на свете… И их постигла столь чудовищная участь. А дальше, герцог Риддан пытался стать лучшим братом для Эльтериана, он столько прощал ему, он оставался на его стороне несмотря ни на что, но в конечном итоге его брат убил всю его семью… Дважды терять все, что у тебя было…

— Жалеешь меня? — вдруг спросил Каенар.

— Нет… но начинаю понимать многое…

Кронпринц улыбнулся, посмотрел на меня и почти укоризненно произнес:

— Асьен-Асьен, а где же ручьи слез сочувствия, столь свойственные юным девам?

— Они под маской, — невозмутимо ответила я.

— Но я не вижу, чтобы из-под маски что-либо капало, — проявил чрезвычайную наблюдательность его императорское высочество.

— Правда? Как странно. Что ж, полагаю, вам стоит сходить к магистру Сайдакору и проверить зрение.

— Полагаешь? — Каенар уже с трудом сдерживал улыбку. — Но зачем? У меня ведь есть свой личный целитель, куда разумнее обратиться за помощью к тебе.

— О, у вас есть ваш личный секретарь, но об оказании целительских услуг в нашем трудовом договоре нет ни слова.

— Между нами существует трудовой договор?

Он ведь отлично знал, что существует. Подписывала, конечно, я, и зарплату себе назначила тоже я, но о договоре Каенар знал. И вдруг, пока я подбирала слова для более едкого ответа, Каенар резко притянул меня к себе, не обращая внимания на всех вокруг крепко обнял, и прошептал, целуя мои волосы:

— Асьен, ты мой свет в беспросветной и безысходной тьме. Я даже не представляю, как бы мог жить без тебя. Не оставляй меня. Можешь лгать и скрывать все что угодно, можешь предать, можешь даже нанести удар в спину… Но не уходи… не уходи от меня.

Мои ладони дрогнули. На какой-то миг, я испытала желание обнять Каенара в ответ, но я не смогла.

Иногда бездействие это тоже ответ…

Отпустив меня, кронпринц вгляделся в мои глаза, промолчал и вышел.

Пройдя по палатке, я прошла не к столу, где лежали новые письма, и корреспонденция определенно требовала моего внимания, а на кровать. Ту самую, на которой мы с кронпринцем провели эту ночь.

Протянув руку, я провела по тяжелым атласным простыням черного цвета, хранившим запах его тела и впервые подумала о том, что же я делаю? И когда все это началось? В какой момент я заметила, что у Каенара столь длинные ресницы? Когда успела утонуть в его непроницаемо-черных глубоких глазах? И как поняла, что глядя на него, больше не вижу свое исполнительное, полностью предсказуемое орудие мести? Интересно, я хоть когда-нибудь найду ответы на эти вопросы?

Каенар перестал быть для меня всего лишь средством остановить Эльтериана. Давно перестал. Все изменилось настолько, что теперь я совершенно добровольно стала его орудием для достижения его целей. И ни капельки не сожалею об этом.

Держа ладонь на простынях, что хранили запах моего Ангела Смерти, я совершенно отчетливо поняла — за Эльтериана я никогда не отдала бы свою жизнь, но за Каенара погибну не задумываясь.

И вдруг сердце болезненно сжалось и перед глазами потемнело…

Темная мрачная пещера…

Неровно горящие красные свечи…

Холод камня, на котором она просидела не часы — дни.

Сильные пальцы с когтями сжимаются на ее горле, причиняя боль и не позволяя сделать даже вдох.

И разъяренное шипение сверкающей золотом женщины:

«Саамар, эшинес — тае арьез!»

И мне не нужен был перевод, чтобы понять смысл сказанного — «Запомни, любовь — это врата смерти!».

Но там, в той пещере я не была одна. А эта женщина, разодетая по моде Нижнего мире и увешанная золотом не была моей матерью. Возможно, будь мне семнадцать, я бы ухватилась за одно из этих воспоминаний и ринулась на поиски моей семьи, но… в глубине души я была абсолютно уверена в том, что вся моя семья мертва. И причиной гибели моих близких была именно эта сверкающая женщина с прической, в которую были воткнуты десятки тяжелых золотых шпилек.

И когда-то именно эти вычурные золотые шпильки заставили меня вспомнить о том, что у моей матери были светлые немного золотистые волосы. Что когда она улыбалась, солнечные лучи пронизывающие листву на деревьях словно становились ярче, а прикосновения… у моей матери никогда не было длинных жестких ногтей, ее прикосновения были мягкими и не оставляли царапин.

Но весь ужас заключается в том, что если я права,