Эпоха героев - Нира Страусс

— Началось, — пробормотал Мэддокс, закрывая лицо руками.

— Драконы славятся своим отвратительным характером. Если бы на моём лезвии появлялась зарубка каждый раз, когда кто-то из Девяти или их потомков-драконов терял голову от эмоций — я бы давно стала тупой и негодной для боя! Вы хоть знаете, какой была жизнь до войны? Я вам расскажу. Тогда целый свод законов был посвящён только поведению драконов. Сколько их там было… двести тридцать четыре? Нет, двести тридцать шесть. Первый закон…

Пока Орна с пафосом погружалась в подробный рассказ о каждом пороке драконов и том, как они влияли на общественную жизнь Гибернии, Гвен приподняла тюрбан:

— Может, мы её опять укроем? — губами прошептала она.

Я отрицательно покачала головой и бросила Мэддоксу игривый взгляд. Он выглядел так, будто готов доказать Орне свою пылкую натуру и впечатать её в ближайшую стену.

Я осторожно положила ладонь ему на спину. Он напрягся. Я подождала, когда он отстранится, как делал весь день. Но когда он посмотрел на меня, я встретила его взгляд, не мигая.

Золото сражалось с его зрачками. Там что-то шевелилось, нетерпеливое.

Мэддокс пережил слишком многое за короткое время, и я просто хотела понять, как он себя чувствует и чем могу помочь.

Спустя несколько секунд его тело расслабилось, и он отклонился назад, прижимая мою руку к подушкам своей спиной. Я не стала протестовать.

Мы провели большую часть ночи, слушая Орну, которая мастерски переплетала одну тему с другой, лишь бы не прекращать говорить ни на минуту.

Я не могла её винить. Пять сотен лет (и две недели в сундуке) — слишком много. Она заслуживала публику, которая будет слушать её без перебивок. И, честно говоря, мне казалось отличной идеей завершить этот странный день под рассказы, позволяющие хоть немного отвлечься.

Глава 13

Мэддокс

Я проснулся, задыхаясь от сдавленного рыка.

Что-то хотело вырваться из-под моей кожи — что-то с когтями, яростное и пылающее. Всё тело было покрыто потом, и я осторожно отодвинулся, чтобы не разбудить Аланну.

Я посмотрел на неё, и края моего зрения расплылись, словно акварель, растекающаяся по бумаге. Меня охватила тревога. Это начало происходить ещё во время путешествия через пустыню. Когда я наблюдал за её сном, жаждая, чтобы она проснулась, всё вокруг исчезало почти незаметно.

Ситуация стала по-настоящему опасной, когда Гвен подошла ко мне, а я ни услышал, ни заметил её приближения. Я испугался и резко оттолкнул её от Аланны. Гвен уверяла, что ничего серьёзного, только небольшой синяк на заднице, но меня тогда охватил настоящий ужас.

Мои реакции, связанные с Аланной, становились всё более инстинктивными — и я знал, почему. Дракон не унимался, напоминая об этом снова и снова.

И чем яростнее он требовал, тем яснее я понимал, что не могу этого позволить.

Не сейчас. Не здесь. И я сам был не в себе. Уже тогда, на Бельтейн, я стоял на краю — и мигрень едва не свела меня с ума из-за того, что я не пошёл дальше с Аланной. Не раздвинул эти прекрасные ноги, не вошёл в неё до основания. Не вонзил зубы куда-нибудь на виду у всех, чтобы оставить след.

Сейчас было ещё хуже, и это было последнее, что нужно Аланне.

Я сжал веки, сражаясь с драконом, заставляя его замолчать, успокоиться. То, что ещё пару месяцев назад занимало несколько секунд, теперь требовало минут.

А если однажды он сорвётся с этой хрупкой узды?

Мои крылья скрипнули.

Лететь. Это поможет.

Не глядя на свою спутницу, я бесшумно бросился к балкону и спрыгнул вниз — в ночь, в пустыню.

Улетая… пока дракон внутри меня не умолкнет.

Глава 14

Аланна

На рассвете меня разбудил странный, не совсем приятный спазм в животе. Я сразу поняла, в чём дело. Это был тот дар. Связанный со смертью.

Оглядевшись, я увидела, что мы заснули прямо на тех же подушках, где ужинали, измотанные после долгого слушания Орны. Последнее, что помнила, — это как пыталась бороться с тяжестью в веках, удивляясь, откуда взялась усталость, если я только что проспала две недели.

Веледа свернулась клубком почти идеальной окружности, короткие каштановые волосы скрывали её лицо. Рядом с ней Гвен вперемешку посапывала и что-то бормотала — и, кажется, жаловалась. Я уловила слова «песок» и «задница». Похоже, Сейдж не лгала о её сомнамбулизме.

Орна всё ещё стояла на кувшине, её лезвие сверкало, а аметисты отливали светом. Молчала. Уважала наш покой, возможно?

Я медленно поднялась, стараясь не разбудить Мэддокса — но его не было. Возможно, он ушёл умыться в другую комнату.

Я пошла за зовом этой странной тяги — к балкону. Мягкие ковры заглушали мои шаги. Когда я выглянула наружу, дыхание на мгновение перехватило. Ночная тишина пустыни показалась жуткой — особенно в сложившихся обстоятельствах. Ни звуков, ни прохожих, ни музыки из таверн, ни костров, расцвечивающих темноту.

Мой взгляд опустился во внутренний двор и остановился на закутанной в плащ фигуре, что двигалась сбоку — там, где стояли тела на кольях. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что она делает.

Она снимала их — одного за другим — и переносила в повозку.

Когда дошла до ребёнка, фигура остановилась. Казалось, она склоняет голову вперёд. Молится? Плачет? Затем продолжила свою мрачную работу.

Отсутствие крыльев подтвердило — это был не Мэддокс.

Постепенно я осознала, что именно разбудило меня: в тех телах всё ещё теплился оив. Сколь бы давно они ни погибли, в них оставались обрывки души. Крохотные, измученные, ослабевшие. Но теперь они дрогнули — от уважения, от сострадания. Освобождённые от позора и мучений, эти осколки души робко затрепетали.

Ритуалы смерти были важны не зря. Почитая душу, мы помогали ей найти путь.

К Кранн Бета, поняла я.

Я затаилась в тени, пока последний из тел не был уложен в повозку, и фигура не взобралась на верблюда, впряжённого в неё. Она начала удаляться, направляясь к цитадели, и я воспользовалась этим моментом, чтобы выпустить Тьму.

Я не сомневалась, что она преодолеет такое расстояние. Позволила ей течь — и когда она достигла повозки, то осторожно забрала эти обломки оива.

Затем я притянула их к себе — как делала это многие годы, даже не осознавая. Может быть, я ошибалась, но всё же верила: есть причина, почему в моих зеркалах всегда скрывались тени. И, возможно, она была связана с делом,