Любовь, которую ты вспомнишь - Рина Сивая

Она ведь разрушила не только твою жизнь, – покачал головой Солер. – Но и жизнь собственного сына. Из-за нее ее же внук не знает своего отца! Четыре года, Ана. Четыре года он жил с мыслью, что папа его бросил.

Такой мысли у Саши никогда не было, я внимательно за этим следила. Но то, что имел ввиду Хави под своими словами, я поняла. Поэтому и не противилась, когда чуть раньше младший Солер спросил, может ли осторожно донести до ребенка тот факт, что его отец рядом. Прямым текстом не сказал, конечно, но, когда поинтересовался, не хочет ли Саша встретиться с папой, тот однозначно ответил «да».

– Только не говори им пока, пожалуйста, – попросила я, глядя Хавьеру в глаза. Я видела, как ему не нравятся мои слова, но постаралась настоять. – Я не собиралась скрывать и призналась бы, как с тобой, набравшись смелости. Но лучше это буду я, чем кто-то другой.

Хавьер несколько минут боролся с собой, и лишь когда я заверила его, что Диего узнает о сыне буквально завтра, сдался и махнул рукой.

– Хорошо, Ана. Это твой сын и твой муж, тебе и решать, как лучше. А с матерью пусть Ди сам разбирается.

Такой подход порадовал и меня: разговаривать хоть о чем-то с Габриэллой Солер мне категорически не хотелось.

А для разговора с Диего я успела морально подготовиться. Практически всю ночь не спала, размышляя о том, что узнала от Хавьера. Я не представляла, какого это: забыть все, что с тобой когда-то происходило, но постепенно злость, которая еще жила во мне с момента появления Ди, сошла на нет. И слова, что он сказал на моем дне рождении, воспринимались теперь иначе.

Диего забыл про мой день рождения не потому, что вычеркнул меня из своей жизни, а потому что забыл вообще все. И не по своей воле. Сложно обвинять во всем человека с такой обширной амнезией.

Невольно в моем сознании проскальзывали крамольные мысли, подсказанные Хавьером, о том, что, может быть, если я чуть-чуть напомню Ди о себе, он меня вспомнит? Или полюбит заново, ведь такое тоже возможно?

Но настоящим откровением стало даже не то, что я в принципе допускала подобные мысли. А то, что я действительно хотела их проверить в действительности. Ведь Хави так и сказал: Ди не помнит меня, по помнит ощущения. А ощущения – это почти чувства, верно?

Я не хотела обнадеживаться, но все равно это делала. Полночи крутилась в постели, боясь потревожить сына, но больше растревожила собственные раны на сердце, которые, как мне казалось, давно зарубцевались. Нет, и тут самообман.

Я все еще любила Диего. Возможно, с годами эта любовь чуть потеряла свою яркость, или просто затмевалась на фоне чувств к сыну, но она совершенно точно все еще жила во мне. Поэтому я ревновала Ди к его адвокатше. Поэтому меня так задевал тот факт, что Диего забыл про мой день рождения. Поэтому холод в его глазах причинял мне почти физическую боль.

Поэтому, я наконец-то это поняла, мои чувства к Диего нельзя заменить чувствами к кому-то другому. Даже если бы звезды сошлись, и за эти годы я бы встретила кого-то, кого мне захотелось видеть рядом с собой всегда, этот мужчина не занял бы место Ди в моем сердце. Ведь он – отец моего ребенка, моего сына. Первенца. Моя первая настоящая любовь. Такое не забывается.

Это и позволило мне набраться решимости, чтобы рассказать о Саше. И отношение Хави, конечно: я верила, что раз младший Солер воспринял появление четырехлетнего члена семьи положительно, то и от Диего мне стоит ждать если не такой же, то хотя бы похожей реакции. Ведь среди них двоих за внезапные эмоциональные взрывы отвечал именно Хавьер.

Мои планы нашли поддержку со стороны адвоката. Максим Геннадьевич выслушал меня, периодически кивая головой и задавая уточняющие вопросы, а после еще раз напомнил, как именно стоит себя вести в присутствии мужа и его адвоката, даже несмотря на то, что наш вчерашний разговор на эту тему я прекрасно помнила.

– Поменьше эмоций, Анна Леонидовна, – заметив, как к нашему столику в сопровождении официанта идут Диего с Еленой, напомнил Шах. – Я знаю, что это сложно, но постарайтесь максимально держать себя в руках, даже если ваш муж позволит себе то, что вам не понравится.

Я могла лишь кивать, ощутив, как с каждым шагом, на который сокращается расстояние между мой и Диего, испаряется моя уверенность. Ди не изменял себя: на нем снова красовался деловой костюм, на этот раз глубокого темно-синего оттенка, моего любимого. Белоснежная рубашка с неизменно расстегнутой верхней пуговицей удачно оттеняла смуглость кожи, а отсутствие галстука превращало сеньора Солер в ходячую рекламу тестостерона.

Господи, почему он не располнел, не полысел и не потерял половину зубов, а остался таким же красивым? Может, мне было бы легче, растеряй Диего хоть немного своей темпераментной красоты.

Нет, не стало бы легче, напоминал внутренний голос. Ведь любила я Ди вовсе не за внешность, а за то, что жило у него внутри. Но осталось ли оно там после потери памяти?

Елену я успела рассмотреть лишь тогда, когда она остановилась рядом со столиком. Все такая же худая, на этот раз в черном строгом платье и с забранными в хвост волосами. Деловая стерва, ни больше, ни меньше. Я лишь кивнула ей в качестве приветствия, пока Шах пожимал руку ей и моему мужу.

– Ана, – поздоровался со мной Ди, опускаясь за стол напротив. Рядом с ним на диван опустилась Елена.

– Привет, – не осталась в долгу я.

На что-то более осмысленное меня не хватило. У меня была заготовлена целая речь, но сейчас, когда Диего сидел напротив и смотрел на меня своими знакомыми, но чужими голубыми глазищами, я могла думать лишь о том, что мое сердце бьется слишком громко и, возможно, его прекрасно слышно с другого конца стола.

– Что же, – когда пауза затянулась, роль ведущего в этой беседе взял на себя мой адвокат, за что я была ему безгранично благодарна. – Мы пригласили вас на эту встречу, чтобы проговорить некоторые моменты касательно имущественных вопросов перед расторжением брака.

Ди перевел взгляд на Шаха, и мне стало чуточку легче дышать. Трясущимися руками я подтянула поближе свой стакан с заранее заказанной водой и сделала жадный глоток, пока Максим Геннадьевич на чистом испанском излагал нашу позицию.