Райская лагуна - Кэролайн Пекхам

к моей щеке в жесте, который, казалось, должен был утешить, но, когда он снова приблизил свой рот к моему уху, я поняла, что это была лишь подушка для удара его следующих слов. — Ты грязная, сломанная вещь с красивыми сиськами и такой задницей, за которую мужчины готовы драться, чтобы всадить в нее свой член, милые щечки. Рот у тебя просто создан для того, чтобы сосать член, а киска всегда мокрая и готовая к работе. Мужчины готовы на многое, лишь бы трахнуть такую девушку, как ты, — красивую, сломанную куклу, которая ищет что-то, что наполнит ее и сделает снова целой. Но как бы хорошо ни ощущалась твоя пизда, плотно обхватывающая их члены, они даже не прислали мне ни одного письма с угрозами с тех пор, как ты пришла ко мне. Я не услышал ни слова. Ни единого гребаного звука. И я думаю, ты знаешь, почему это так, не так ли?

Я покачала головой, прикусив язык, пытаясь не допустить, чтобы яд его слов попал в мои уши.

— Я сказала им, что выбрала тебя, — сказала я. — Я заставила их поверить в это.

— О, значит, так работает любовь? — он усмехнулся. — Бессмертные признания так легко забываются перед лицом красивой лжи? Какой непостоянной, должно быть, была эта любовь…или какой фальшивой.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — прошипела я, пытаясь игнорировать то, как стучал мой пульс в ушах, и то, как сильно сдавило грудь от его слов.

— Разве нет? Потому что не так давно я шептал тебе на ушко сладкие слова и умело пользовался твоим упругим телом.

— Не пытайся притворяться, что между нами был даже намек на любовь, — язвительно сказала я, достаточно ясно зная правду об этом. Ни один из нас никогда и близко не подходил к тому, чтобы хотеть этого или заниматься подобными вещами. Между мной и ним никогда не было никаких нежных чувств.

— О нет, сладенькая, я не собираюсь притворяться, что любил тебя. По правде говоря, единственный человек, которого, как мне кажется, я когда-либо по-настоящему любил, — это я сам. Мой брат был близок к этому, но я всегда выбирал себя, а не его, и уж точно никогда бы не попытался заявить о любви к женщине. Даже к собственной маме — но ты сама знаешь, какой осуждающей может быть эта сука, хотя, конечно, мальчику все равно нужна мама. Но разве ты не понимаешь? Вот что делает меня таким талантливым в том, что я делаю, и в том, что я вижу в других. Я не зацикливаюсь на чувствах, поэтому легко разбираюсь в людях, потому что при взгляде на них меня не сбивают собственные заботы и желания. Вот откуда я знаю, кто ты. И именно поэтому в конце концов ты всегда оказываешься здесь, со мной. Потому что, несмотря на все твои глупые мечты о женщине, которой ты хотела бы стать, ты знаешь, что есть только одна, которой ты всегда будешь, и я не стану лгать тебе, что вижу ее в твоих глазах.

— Я больше, чем та девушка, которую, как тебе кажется, ты так хорошо знаешь, — настаивала я, но мой голос был слабым и полным всех сомнений, которые у меня когда-либо были по поводу самой себя, когда он прорвался сквозь стены, которые я так усердно возводила вокруг своего сердца.

— Нет, сладенькая, это не так, — сказал Шон, его губы снова коснулись моего уха. — Вот почему их здесь нет. Вот почему они так легко тебя забыли. Потому что горячая, возбужденная киска в конце концов остается просто киской. А на этой планете нет такой киски, из-за которой стоило бы умереть мужчине. И уж точно не твоя. Они не пришли за тобой, потому что знают, что ты собой представляешь, так же хорошо, как и я. Они поверили в твою ложь, потому что она вовсе не была ложью. Их не нужно было убеждать, что ты не более чем блудливая пизда, потому что они и так это знали. Так же как они все знают, что ты вернешься к моему члену, как только вспомнишь свое место в этой игре. Единственное, что тебя сдерживает, — это ты сама. — Шон полностью вложил предметы в мои руки, прежде чем опустить пальцы на мою талию и снова притянуть мою задницу к своему стояку.

Мне не нужно было смотреть на единственную спичку и коробок, которые он мне дал, чтобы понять, что это такое, и, несмотря на то, насколько маленькими и незначительными были эти предметы, мне показалось, что они весят больше, чем я могла бы вынести.

— Отпусти это, сладенькая, — скомандовал Шон низким, грубым голосом, который каким-то образом проник в мои глубочайшие страхи по поводу самой себя и обвился вокруг них. — Ты девушка, которая никому не нужна — помнишь, ты говорила мне это?

Я молча кивнула, удивляясь, почему я вообще позволила себе признаться ему в подобных вещах, но он всегда был таким, способным забраться мне под кожу и вытащить из-под нее мою неуверенность.

— Они так легко поверили в худшее о тебе, не так ли? И почему, как ты думаешь? — Руки Шона скользнули по моим запястьям, и мое тело задрожало от его прикосновения, потому что знакомое приторное чувство безнадежности нахлынуло на меня, когда я вспомнила, каково это — быть его девушкой. Не иметь представления о чем-то лучшем, потому что знала об этом не понаслышке. Быть такой девушкой, которой он продолжал называть меня, и знать, что, по крайней мере, отчасти он был прав насчет нее. На счет меня.

Сама того не желая, я подумала о своих мальчиках. О том, что Джонни Джеймс говорил мне, заставляя мое сердце биться быстрее, или о том, как Рик целовал меня так, будто его душа воспламенится, если он этого не сделает, о том, как Чейз ненавидел меня так сильно, что это разрывало нас на части, и о том, как Фокс хотел сжечь мир дотла ради меня тысячу раз. Все, что я чувствовала с ними, было настоящим. Они должны были быть настоящими. Но тогда почему слова Шона растекались по моим венам, заставляя меня сомневаться в каждом мгновении, проведенном с ними? Заставляя меня задуматься, был ли он прав.

Если они знали меня так, как мне хотелось верить, то почему они так легко поверили в то видео, которое я записала? Я ударила их всех этим видео так сильно, как только умела, и ненавидела себя за это,