Светлячок и Соловей - Полевка

покататься по пустыне. Отец смеется и седлает мне лошадку. Дай, я досмотрю сон. Я не хочу видеть все это, - Серенити слабо махнул рукой и крепко зажмурил глаза, из которых катились слезки. - Я хочу вернуться домой к оми и отцу, чтобы все было по прежнему…

Айдан прижал правнука и заплакал вместе с ним, кожа Серенити становилась все прозрачней, а дыхание тише. Он даже не представлял, как спасти ребенка.

- Маленький, проснись на минуточку, у меня есть много новых стихов Соловья. Они такие красивые, мне так хочется их прочитать, но я уже старый и у меня перед глазами все расплывается. Я не вижу мелких буковок, ты не прочтешь их для своего селафь? А потом ложись и спи дальше. Я сам спою тебе колыбельную. Только прочти мне стихи Соловья, а то у меня в глаза, будто кто-то песка насыпал. А стихи такие красивые и, я таких, не видел раньше…

- Новые стихи? - в глазах Серенити мелькнула мысль, но опять пропала, глаза снова стали стекленеть. - Потом, селафь, я только сон досмотрю, я скучаю по дому.

- Нет, пожалуйста, прочти сейчас! - Айдан встряхнул омежку за плечи и попытался приподнять. - Караванщик уедет и увезет стихи, если ты их не прочтешь и не скажешь, что они тебе понравились. Вставай немедленно, он ждать не будет! Новые стихи! Соловей так сладко пишет, вставай, ты обязан прочесть мне новые стихи Соловья!

- Стихи Соловья? Новые? У караванщика? Скажи ему, чтобы не уезжал, я сейчас встану, - Серенити попытался сесть, но у него почти не было сил. Айдан и Нури подхватили его с двух сторон. - Я так устал. Может, я посплю еще немного? Скажи караванщику, чтобы оставил стихи, я их позже почитаю…

- Нет, так не пойдет, - Айдан тянул омежку наверх, заставляя подниматься с кровати и встать на ноги. - Вставай, соня, караван уйдет и стихи увезет. Пойдем в хаммам, ты весь мокрый после сна, надо помыться и надеть свежее платье. Идем, маленький, так хочется почитать новые стихи. Они, наверное, самые красивые.

- Да, селафь они такие красивые, - Серенити прижался к плечу Айдана и сделал первый шажок. - Ты мне поможешь дойти до караванщика, а то я что-то ослаб совсем.

- Конечно, мой хороший, - Айдан подхватил правнука за талию и прижал к себе. - Пойдем, пойдем ножками. После хаммама у тебя сразу сил прибавится, и мы до караванщика добежим, как две птички.

- Не надо бегать к караванщикам, - Серенити слабо улыбнулся. - Я вот побежал однажды, и чем все закончилось? - Серенити вздохнул. - Стал супругом, так далеко от дома, от оми, от братиков, от отца. Теперь надо ходить важно, сидеть на подушках и слушать разные ехидности…

- Не переживай, ты можешь никого не слушать, а просто разогнать всех, - Айдан поцеловал холодный висок внука и выразительно глянул на Нури, чтобы тот поторопил банщиц с прогревом хаммама.

И только передав слабого правнука в руки надежным банщицам и массажисту, он вышел на мгновенье из хаммама. Там переминались с ноги на ноги слуги, не зная, чем помочь в такое страшное время. Не дай Аллах, дыхание их господина умрет от черной хандры, и тогда он тоже умрет от горя, оставив после себя сиротами два эмирата.

- Делайте, что хотите. Ищите, где только сможете, но чтобы, когда Абаль выйдет из хаммама, вот здесь на подносе были стихи Соловья! Бегом!

Слуги, как мыши, бросились в рассыпную, а Айдан зашел в хаммам и с улыбкой наблюдал, как щеки правнука опять розовеют, а в глазах появляется блеск.

Когда Серенити вымыли, растерли и аккуратно расчесали, омежка уже подпрыгивал от нетерпения. Ну, просто сил не было чтобы дождаться, чтобы заполучить в руки стихи Соловья.

- Селафь, давай быстрее, - канючил омежка, - караванщик уедет и все пропадет. Давай уже, скажи слугам, чтобы они меня отпустили!

- Не переживай, - Айдан улыбнулся. - Стихи тебя уже дожидаются, не волнуйся, они от тебя никуда не денутся!

- Ну, селафь, хватит, я уже красивый. Пошли быстрей за стихами.

- Ну, ладно, пошли уж, егоза, - Айдан с улыбкой наблюдал, как омежка нетерпеливо подпрыгивает на месте. У него же самого ноги все еще дрожали от пережитого испуга. А если бы у него не получилось вытянуть ребенка из черной хандры. Он тогда и сам бы от горя умер, не дай Аллах пережить родного ребенка.

Перед хаммамом стоял маленький столик, на нем стоял поднос полный рукописный свитков. Было понятно, что их принесли разные люди. Там были и листы на красивой белой бумаге, исписанные с завитушками и вензелями, и желтоватые, потертые по краям листики. Серенити задохнулся от восторга, когда увидел все это богатство. Он бегло читал все подряд листы, прижимая их потом к груди и хватая следующий лист, чтобы опять с восторгом и замиранием прочесть и прижать его к себе.

На самом дне щедрого подношения обнаружилась самая удивительная находка. Это были желтоватые листы плотной бумаги, сшитые с одного конца, как тетрадь. Там мелким и убористым почерком были записаны неизвестные ранее стихи Соловья. И самым большим потрясением было то, что в конце каждой страницы стояла дата написания стихотворения. А когда под тетрадью обнаружился лист, исписанный тем же почерком и на котором стояла дата двухдневной давности, то Серенити покачнулся и чуть не рухнул от переживаний. Айдан едва успел его подхватить под локоть. У Серенити приоткрылся рот, когда он прочитал эти строки:

….. Искал я счастье, а нашел беду.

Пришла пора - в небытие уйду.

Впустую длятся медленные ночи

В тоске, во тьме, в бессоннице, в бреду.

Не принимает жалоб соловьиных

Глухая роза у меня в саду.

Душа и сердце учатся терпенью,

Хоть им уже давно невмоготу.

Тону в пучине, погружаюсь в бездну,

Не вижу дна, спасения не жду.

Храню обет молчания, смиряюсь,

Подвластен только божьему суду.

Ты, нежная, покинула меня —

Все потеряю, но найду тебя! *

- Селафь, смотри здесь стоят даты! А на этом стихотворении стоит дата, которая была совсем недавно! А это значит, что Соловей живет в ад Шур! Это значит, что он рядом, и я смогу найти его!

- Молчи! - Айдан с тревогой огляделся по сторонам, пытаясь понять, слышал ли кто слова внука. - Молчи, пока не погубил и его, и себя!