Пропавшая невеста - Маргарита Дюжева

Доминика вспыхнула и отвернулась. Каждый раз он будто провоцировал, прощупывал ее, вызывая то смятение, то жгучее желание сбежать.

– Или наоборот, – уже без смеха добавил кхассер. Она снова дернула нить, уже сильнее, но все так же безрезультатно. – Бесполезно. Сама не снимешь.

– Я и не хотела…

– Хотела и не раз, – янтарь опасно полыхнул, – я чувствовал каждую твою попытку. Каждый раз, когда ты пыталась избавить от своих, мои становились горячими.

Ника смутилась и опустила рукав, чтобы прикрыть ненавистное украшение.

– И что теперь?

– Я уже говорил. Учитывая наше неудачное знакомство, дам время привыкнуть. Попробую показать тебе, что не так уж я и плох.

Она хмыкнула. Хотела тихо и про себя, а получилось громко и вслух. Конечно, Брейр услышал. Не то чтобы его очень волновало отношение трофея из Шатарии, но и к тому, чтобы от него воротили нос, он точно не привык. Это немного… злило и вызывало недоумение.

Кхассеры всегда были в почете, не было такого, чтобы кто-то посмел отказать. За их внимание боролись самые красивые девушки, а эта стояла с таким видом, будто ее к мусорной куче подвели.

Глава 12

Так началась для Ники жизнь в главном замке Вейсмора. Вроде и гостья – в хорошей комнате жила, сытая, одетая. А вроде и пленница, потому что никуда из этого замка выходить нельзя.

Узнала она об этом на следующий же день после того разговора с Брейром. Да, он запретил ей возвращаться в домик старой Нарвы, но вот, что нельзя выходить за пределы крепостных стен – об этом речи не было. Тем неприятнее оказался сюрприз.

Привыкшая к лесной свободе и свежему воздуху, Доминика изнывала от безделья в своей комнате. Прогулки по крепостной стене, на которые дал добро молодой кхассер, быстро наскучили. Зачем ходить туда-сюда и смотреть, как в поселении кипит жизнь, если можно все рассмотреть вблизи? Пройтись по узким улочкам, посмотреть какие товары продаются в лавках, да и вообще разузнать, что к чему… Потому что хоть идею с побегом Нике и пришлось вынужденно отложить, но отказываться полностью от нее она не собиралась. Маринису еще расти и расти, и это время можно было использовать с толком: приготовить нужные склянки, жаровню и усиливающие камни.

Все это Доминика и собиралась присмотреть на воскресной ярмарке.

С самого утра, вместо завтрака тайком прихватив из кухни несколько румяных булочек, собралась в город. Спустилась по главной лестнице, прошла между служанок, натиравших ступени – при ее появлении они тут же замолкали и стреляли любопытными взглядами, – вышла на крыльцо.

Весна расцветала. Уже набухали почки на кустах сирени, заливистые брачные песни скворцов сменялись домовитым потрескиванием и тоненькими голосами птенцов.

Ника любила весну. Она всегда пленила ее ясными рассветами и надеждой на что-то прекрасное. В гимназии это время начинали цвести фигурные клумбы, а в садах яблони покрывались белой вуалью едва раскрывшихся цветов. По ухоженным тенистым дорожкам можно было дойти до террасы, выходящей на берег хмурого моря.

Когда-то ей казалось, что за этим морем ее ждет сказка…

А оказалось, сказкой было все то, что рассказывали в Шатарии…

Весна в Андракисе была другой. Яркой, агрессивной, нетерпеливой. Она заполняла собой каждый кусочек пространства, наливала безудержной силой и желанием жизнь. Пожалуй, такая весна была бы Нике по душе… если бы не все остальное.

Перед воротами, ведущими за пределы крепости, ее остановил высокий стражник. Молодой, с обветренным, подрумяненным солнцем лицом и светлыми глазами.

– Мне нужно в город. – Ника кивнула на дорогу, которая широкой змеей вела с холма к поселению.

– Увы, – страж пожал плечами, – выпускать вас не велено.

– Это еще почему?! – возмутилась Ника.

– Не велено и все.

– Но я просто хочу посмотреть, что происходит в городе! Там ярмарка сегодня! Люди гуляют…

Она осеклась, потому что в глазах мужчины прочитала ответ на все свои объяснения и просьбы. Нет. Просто нет и все. Потому что так сказал кхассер. Потому что его слово – закон, и она может сколь угодно требовать, чтобы ее выпустили – результат будет один.

– Это нечестно!

– Не ко мне вопрос, красавица, – парень развел руками.

Она знала, кому задавать вопросы. И очень хотела это сделать. Прямо сейчас. Поэтому стремительно развернулась, так что юбки взметнулись вокруг стройных ног, и поспешила обратно, делая вид, что не замечает чужих взглядов.

Та прачка, которая раньше портила ей работу, теперь попадалась чуть ли не на каждом шагу. Все высматривала, вынюхивала, будто других занятий у нее не было. Нику уже подмывало найти Дарину и нажаловаться на назойливую служанку, но останавливало лишь одно: пока еще в замке не знали, что раньше она была страшилищем, не связали то зеленое чучело с ней настоящей Никой. И как бы она ни пыталась убедить себя, что ей плевать на мнение остальных, все равно было стыдно. Уж пусть лучше не знают и не вспоминают.

Она прошла через главный зал, заглянула в столовую, в кухню и даже в кабинет, где кхассер принимал посетителей в надежде, что встретит его в одном из этих мест. Увы. Его там не оказалось, как и в библиотеке, и на площадке для тренировки воинов. Поэтому пришлось идти в его комнату. Недалеко, за поворотом от ее собственной, но ноги почему-то отказывались слушаться.

Перед дверью она остановилась, занесла руку, чтобы постучать, но не успела. Дверь распахнулась сама, и на пороге оказался кхассер, будто специально стоял и ждал ее. В одних простых штанах, босой и с полотенцем в руке. С сырых волос неспешно срывались тяжелые капли, падали на плечи и, оставляя влажные дорожки, бежали ниже.

На одной такой капле Ника и зависла. Следила взглядом, как она скользит по груди, очерчивая светлый, еще свежий шрам, спускаясь на плоский, рельефно прорисованный живот. Ниже посмотреть не успела.

– Чем обязан?

Показалось или в его голосе действительно сквозила усмешка? Ника покраснела, оторвала взгляд от дурацкой капли и сердито посмотрела на кхассера:

– Меня не выпустили за пределы крепости.

– Хорошо, – он кивнул.

– Ничего хорошего. Ты же говорил, что я не пленница! А в результате получается, что не могу выйти даже за порог!

Сердиться было проще, чем разбираться с тем волнением, которое снова поднималось в груди. Да что не так с этим кхассером? Почему рядом с ним голова становилась дурной и хотелось смотреть на эти несчастные капли, которые так красиво играли на смуглой коже? Хотелось