Соблазн - Лера Виннер

меня кружилась голова от того, как восхитительно и жутко это было. Он не отвлекал меня разговорами, не заставлял смущаться до пересохших губ, но не бояться происходящего. Просто делал. И удовольствие подчиняться ему оказалось настолько острым, что я, уже совсем не отдавая себе отчёта в том, что делаю, попыталась бесстыдно качнуть бедрами ему навстречу, сделать очередное его движение более полным и глубоким.

Глаза Бруно в темноте вспыхнули, сверкнули ярче, чем могут гореть глаза у обычного человека.

Он сжал мою талию так, что я замерла в его руках, забыв, чего от него хотела, забыв, как дышать.

А после толкнулся в меня так, что очередной сорвавшийся у меня стон прокатился по спальне глухим недвусмысленным эхом.

В один момент нам обоим стало всё равно, услышат нас или нет. Каким-то непостижимым образом я понимала: Бруно нравилось меня слышать, нравилось чувствовать, как я теряю голову и забываюсь с ним настолько, чтобы вовсе переставать контролировать себя. Вот только голос предательски сел, горло сдавило, и единственным желанием осталось прижаться к нему крепче. Не через два слоя сбившейся одежды, а кожей к коже, как если бы он и правда был не отдельным, ничего не должным мне и, по сути, чужим человеком, а продолжением меня, тем, чего мне так не хватало в жизни.

Бруно, по всей видимости, хотелось этого не меньше, но разжать руки для того, чтобы хотя бы погладить меня раскрытой ладонью или сжать грудь, он просто не мог. Навалившись на меня всем телом так, что от этого тепла и тяжести мне пришлось зажмуриться, он оказался во мне полностью.

Я потянулась, чтобы поймать губами мочку его уха, прикусить аккуратно, не оставляя следа, и услышала, как он застонал. Тихо, глухо и коротко. Так, что можно было бы сказать себе, что померещилось, почудилось за стуком собственного сердца, но я знала, что это было правдой.

Не тратя силы на то, чтобы меня уговаривать или впечатлять, он наконец позволил себе полностью расслабиться и наслаждаться происходящим без оглядки.

А еще он впервые нуждался во мне так же, как я нуждалась в нем, и впервые же это было в полной мере честно — без стыда и условностей, без сопротивления, в подлинности которого я пыталась убедить и его, и себя. Без дурацких договоров, придуманных лишь для того, чтобы оправдать то, чего нам обоим так отчаянно хотелось.

Что могло быть абсурднее, чем герцогиня, изменяющая мужу с лесником?

Насколько безрассудным нужно было быть, чтобы пожелать жену герцога, в землях которого обосновался?

Ничего подобного никогда не могло бы быть произнесено вслух или оформлено в конкретную надежду. Даже если бы однажды он попытался, я не согласилась бы просто потому, что это невозможно по определению.

Если бы не обстоятельства, если бы не лес и не Удо, и не способность Бруно восхитительно быстро сориентироваться в ситуации…

Череда счастливых случайностей, в результате которой я тянулась к его губам снова и снова и почти хотела заплакать от того, что нам оставалось уже недолго.

Не хотелось, чтобы он останавливался, не было желания ни говорить, ни возвращаться к реальности. Только ощущать его так близко, заполошно гладить дрожащими пальцами где придется.

Бруно извернулся и поцеловал меня в шею под самым подбородком, контрастно легко и ласково — как будто в благодарность за эту возможность наконец не думать ни о чем и чувствовать себя настолько нужным.

Я знала, что он чувствовал. Точно так же, как я сейчас чувствовала его.

Его усталость, растерянность, смятение и почти страх.

От Бруно пахло лесом, дождем и вином, которое мы пили, беззаботно валяясь на шкуре в его доме. Так похоже, на ту ночь, но совсем иначе…

Для нас обоих жизнь переменилась так сильно, что возврата к прошлому уже не было, и с каждым новым его движением во мне мы не то справляли по этому прошлому поминки, не то праздновали слишком туманное пока еще будущее.

В какой-то момент он стиснул мои ребра так сильно, что я почти вскрикнула, и тут же сцепила руки у него на шее, заполошно и едва слышно выстанывая ему на ухо: «Бруно, Бруно, Бруно…», пока не почувствовала, что по бедрам стекает горячее и влажное.

В себя мы приходили, кажется, целую вечность.

Бруно донес меня до кровати прямо так, как держал, а мне настолько не хотелось даже символически с ним расставаться, что я тут же увлекла его на себя, предлагая остаться так еще на какое-то время.

Он лежал не на мне, но рядом, прижавшись вплотную, горячо и влажно дышал в шею и какое-то время даже не открывал глаза.

Его ладонь на моем животе ощущалась так правильно, будто ей было там самое место.

В первый раз он удерживал меня так.

Сейчас же это было жестом доверия и близости, которой я до него не знала и узнать уже не рассчитывала.

Стремясь хотя бы немного ответить на нее, я повернулась первой, обняла его, расправила растрепавшиеся волосы.

Смотреть на него в темноте, расслабленного, уставшего, но наконец успокоившегося, было почти жутко.

Я медленно обвела кончиками пальцев скулу, подбородок и линию шеи, ощупью подтверждая себе то, что видела глазами, но еще не могла принять разумом.

Здесь и сейчас мы были настроены друг на друга настолько идеально, что не проследить ход моих мыслей Бруно просто мне мог. Однако, отозвавшись на мои прикосновения, он посмотрел тепло спокойно, без тени раздражения или недовольства.

— Ты все-таки нарушила слово. Встречалась с Монтейном.

Он не спрашивал, а утверждал, но его голос прозвучал настолько непристойно хрипло, что мне оставалось только улыбнуться.

— Он не был похож на человека, намеренного причинить мне вред.

— А о том, что он мог бы убить тебя просто за то, что ты живёшь, а девушка, которую он любил, нет, ты даже не подумала?

Он гладил пальцами мой висок и совсем не сердился, а я впервые улыбнулась ему открыто и искренне, хотя и устало.

— Ты же присматривал за мной.

— Что, если бы я не успел?

— Ты бы что-нибудь придумал. К тому же, я взяла кинжал.

— Это, конечно же, тебя оправдывает.

Продвинувшись к нему ближе, я сунулась носом за ворот его рубашки, провела губами по ключице.

— Я же не упрекаю тебя в том, что ты следил за мной. Кстати, когда? В ту ночь, когда я почему-то спала так крепко, что даже не почувствовала, как ты меня раздевал?

Бруно засмеялся тихо, но очень довольно, перекатился