Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

бесконтрольно мочиться под себя. Помимо тёплой воды, мне сварили несолёную жиденькую гречневую кашку (специально просил Сиджи, как более продвинутого в готовке, размять зёрнышки, сделав дроблёнку) и я съел целых три (!) ложки. Желудок принял и не выделывался.

Вобщем, лечение началось. Немного окрепнув, я прòник в чертоги своей личности — необходимо было выяснить, как мой организм воспринял повреждения тела. Здесь самое главное, чтобы он не смирился с нанесёнными травмами и повреждениями органов. Информационная матрица должна хранить в себе сведения о целостности и нормальном функционировании тела. Тогда тело сможет подстроиться под эту матрицу и выздоровление значительно ускорится.

Я перебирал информацию в шкафу с папками, разглядывал пиксели не попавшие ни в одну из них и висевшие рядом. Осматривал сверху до низу сам себя. Отделы высших функций мозга практически не пострадали от демонической энергии. Всё чётко, всё ясно и отчётливо всё видно на ярком белом свету. Память вплотную примыкает к ним и, открыв папку с надписью «Геометрия», можно увидеть как, сверкнув, выскакивают формулы и логические построения, завязанные именно на геометрию. Ниже эмоциональная составляющая личности. И здесь у меня полный набор: Эльфи, Сиджи, Ют, Веник, Аделька, Машка — яркие, сочные, живые. Вокруг каждого образа золотистое сияние эмоциональных и логических связей, идущих вверх, к разуму и вниз, к инстинктам. За ними образы тех, кого я помню: окружённые серебристой аурой сияния Дитрич, Шиарре, Янка, Оле, Лило, Листерин, Хени, Дибо, ещё один Оле, Анели, Герт, Господин Ди; дальше следующие по значимости образы коменданта замка, целителей, искусников, ещё дальше набор всяческих уродов, с которыми я пересекался, за ними просто образы людей, которых я видел в этой жизни… И никого из прошлой… там, на Земле. Нет, я, конечно, помню, что родом не отсюда, помню, как жил там, но никого из тех людей у меня в памяти нет (почему так?!). Видимо, Сила Великая в «милости» своей избавила меня по своему разумению от тех, кого я помнил. А я ведь, искусник, следовательно, никогда ничего не забываю. И едва овладев Великой Силой, первое, что я начал делать — это копаться в собственных мозгах, отлаживая их и структурируя память. И почему-то образы дорогих мне людей ускользнули из моего внимания тогда, а вот теперь исчезли совсем, без следа…

Мелькнули на самом краю зрения красно-чёрные ромбы, зазвенел бубенчик… бом-м-м… гулко ударил бубен… топор палача со звоном впился в колоду…

Этих создал я сам, вложив в них частичку себя и они обрели жизнь внутри меня, став моей частью и в тоже время самостоятельными личностями… Шаман… шут… палач… Почему именно они? Не знаю…

Шаман… Атч-ытагын… Всегда интересно прикоснуться к чему-то неизведанному. Бубен шамана — это его транспортное средство, с помощью которого он путешествует между мирами… Между мирами… между мирами… Вот и ответ… Без шамана бубен мёртв, без бубна шаман — не шаман…

Шут… Арлекино… Я улыбнулся… Для него нет преград, ни физических, ни интеллектуальных, ни моральных и нравственных… Он всегда говорит правду. В лицо. В глаза. И заставляет посмотреть на вещи под неожиданным, другим углом… заставляет быть правдивым прежде всего перед самим собой… я тот король у которого есть шут…

Палач… Мастер Высокого искусства… У него нет имени… И топор надувной… Но именно он — это те весы на которых он взвешивает плохое и хорошее и этим острейшим топором отсекает лишнее… Именно он, и я вместе с ним, казнил уродов и казню себя, когда в этом есть необходимость… Да даже и без необходимости… Казню безжалостно, жестоко, бескомпромиссно… Порой излишне безжалостно… И наиболее жестоко сам себя…

Они во мне… Все трое…

А есть кто-то ещё? Есть. Наверняка. Просто я пока никого не вижу.

Из бездонных вырезов глаз палаческого алого шаперòна вставшего передо мной, пахнуло непроглядной чёрной тьмой. Толстый крепкий палец качнулся из сторòны в сторòну.

Вру. Есть. Знаю.

Улька. Ульрих Фрейтаг Генрих фон Фалькенштейн… (почти как Карл Фридрих Иерòним…)

И Великий Змей…

А теперь мне надо выяснить, как мой собственный мозг воспринимает моё тело. И прямо здесь, внутри своей личности я обращаюсь к Великой Силе и будто со сторòны вижу фигурку тела. Абстрактную фигурку. Тело-то не моё — Улькино. А личность в этом теле моя. И как мне вынести это противоречие? Вот так, абстрактно, мозг видит тело, в котором находится. Без конкретики. Тело и тело. Не понять альфа или омега, здоров или болен. Абстракция.

Значит, с этой сторòны помощи ждать не приходится. И вылечиться я не смогу…

Остаётся только одно — поддерживать себя в транспортабельном состоянии до целителя.

Ну что ж. Поперебираем ещё.

Толстые папки языков: русский, латынь, немецкий. Папки плотно упакованы, прямо таки, закутаны в паутинные коконы логических и смысловых связей.

Ниже, из тёмной красной глубины рефлексов поднимаются толстые шершавые струны побуждений и неотрефлексированных желаний. Струны эти не достигают высших отделов мозга, а истончаются и гуще переплетаются вокруг эмоционального блока. Где-то здесь и то, что заставляет меня извращаться в сексе, искать боли и наслаждаться ей от терзаемого мной омеги.

И тут же, повинуясь невысказанному приказу, в глаза бросаются несколько прямо таки, канатов, перекрученных, с торчащими во все сторòны лохмотьями нитей, идущих вверх из жаркой глубины животных рефлексов.

Вот, вот они. Эти «струны души», на которых я играю у себя и у других. Струны эти туго натянуты, аж звенят от напряжения. Им безразлично состояние тела. Рефлексы, от которых они тянутся вверх к эмоциям, не учитывают текущее состояние тела, им всё равно…

Струны, разветвляясь на мелкие полупрозрачные почти невидимые нити, образуют вокруг эмоционального блока своеобразный экран и на этом экране плывут мутные неясные образы моих старинных друзей — Бауха и Мауля. Картинки эти выплывают из-за границ экрана, корчат рожи, беззвучно непристойно двигаются, да так, что экран дёргается и задевает какой-либо из образов — Дитрича, Шиарре, ещё кого-то…

Вот и понятна моя тяга к БДСМ, к доминированию. Относительно. Не до конца…

А там, за границами сферы личности непроглядная тьма, изредка протягивающая свои щупальца внутрь. С одной сторòны этой тьмы неподвижно завис глаз Великого Змея, пристально смотрящего прямо вглубь меня, в сторòне — пылающие жёлтым нестерпимым светом глаза демонического волка, того самого, убитого мной в замке и отравившего меня своей кровью…

И ворòнка на третью сторòну… Из любопытства заглядываю в неё… Там, далеко и в тоже время близко, серебристый свет… мгновенный отклик тепла и сочувствия… Улька…

Давно надо было здесь покопаться, но…