Поймать солнце - Дженнифер Хартманн

— Конечно. — Он кивает, осматривая меня с ног до головы голубыми глазами. — Я хотел зайти днем, но у моего отца… возникли кое-какие проблемы.

Я припоминаю, что Бринн упоминала об этом. Моя поза еще больше смягчается, и я делаю шаг к нему.

— Что не так с твоим отцом?

Прочистив горло, Макс проводит ладонью по затылку, выглядя так, словно эта тема вызывает у него дискомфорт.

Это знакомо, так что я решаю не выпытывать.

— Ты не обязан отвечать…

— Он алкоголик, — выпаливает он. — Много лет назад он получил тяжелую травму и, чтобы справиться с ней, прибег к спиртному. В основном к виски. Он хороший человек, но ему нужна постоянная сиделка, особенно когда прикладывается к спиртному. — Макс вздыхает, выглядя таким же изможденным, как и я. — В любом случае… Стиви мне тоже нравится.

Я хмурю брови в замешательстве.

— Что?

— Стиви Никс. — Парень машет рукой на мои постеры. — Она легенда.

— О. Да, она потрясающая. Не думала, что ты фанат «Флитвуд Мэк», — признаюсь я. — Я видела в тебе скорее любителя дэт-метала и мош-пита. Ты такой мрачный и задумчивый.

Макс ухмыляется, глядя на меня, его глаза в тусклом свете фуксии кажутся почти фиолетовыми.

— Но не депрессивный, верно?

— Нет. — Я качаю головой и прикусываю губу. — Не депрессивный.

— Какая у тебя любимая песня? — интересуется он, придвигаясь ближе ко мне, пока я ерзаю на краю кровати.

— «Брошенный».

— Я ее не знаю.

— Она из более позднего альбома «Скажи, что будешь». 2003 год, — объясняю я.

— Хм. Нужно будет послушать.

Чем ближе он подходит, тем больше пылают мои щеки. И я задаюсь вопросом, может, у меня опять начался жар? Макс останавливается в нескольких футах от моей кровати, не отрывая взгляда от моего лица. В его глазах мелькает что-то хорошо знакомое. На мгновение мы снова оказываемся в воде, серьезность проходит сквозь мутное пространство между нами. Привязанность. Связующая нить. Я снова сглатываю, горло сжимается.

— Кажется я так и не поблагодарила тебя… за то, что спас мне жизнь, — говорю я ему. — И за то, что вернулся за моим рюкзаком и велосипедом.

Я не склонна быть уязвимой, и Макс это знает. Не думаю, что он ожидает искренности, которая сквозит в моих словах. Но на этот раз в моих словах нет язвительности, нет резкого тона.

Я говорю серьезно. Я очень благодарна.

Парень судорожно вдыхает.

— Не за что, Солнышко.

У меня щемит в груди. Я стала ненавидеть прозвища, кроме тех, которыми меня называл Джона. В основном Пятачок. А я называла его медвежонком Винни или просто Пухом, когда он вел себя как придурок.

Но в последнее время все прозвища, которыми меня награждали, были жестокими и обидными.

Принцесса.

Соучастница.

Отброс, мусор, хлам.

Даже моя фамилия в последнее время звучит как оскорбление.

Но… Солнышко звучит не так уж и плохо. На самом деле, ничто не кажется таким уж плохим, когда рядом Макс. И я не уверена, хорошо ли это или повод для беспокойства.

Прежде чем успеваю ответить, взгляд Макса перемещается вправо и останавливается на том, что, судя по всему, является моей тумбочкой. Я наблюдаю, как его глаза сужаются, когда он на чем-то сосредотачивается. Парень несколько раз моргает, затем улыбается и снова смотрит на меня.

Я поворачиваюсь к прикроватной тумбочке, пытаясь найти источник его интереса. Большую часть места занимают использованные салфетки, а также жаропонижающее, бутылки с водой и миска с недоеденным супом. Он темно-зеленый и покрыт корочкой. Так неловко.

— Извини за беспорядок. — Я корчу гримасу. — Можешь осуждать сколько угодно.

Его улыбка становится еще шире.

— Ты сохранила тот камень, который я бросил тебе. С поляны.

Когда он произносит эти слова, у меня распахиваются глаза и вспыхивают щеки.

— О, эм… нет. Нет. Я заразила тебя лихорадкой, и теперь у тебя галлюцинации. — Я бросаюсь к тумбочке и хватаю камень, оставленный на виду, пытаясь скрыть то, что он уже обнаружил.

Но он выскальзывает из моих пальцев и отскакивает от стола.

И в отчаянной попытке поймать его, я плечом задеваю лавовую лампу, которая опрокидывается, ударяясь о деревянную тумбочку.

— Проклятье.

Из соседней комнаты доносятся шаги.

Мама.

Черт.

Парень в моей спальне.

Черт!

Меня охватывает паника, и я бросаюсь к Максу с выпученными глазами и размахивая руками.

— Прячься, — шиплю я сквозь зубы.

Он все еще улыбается.

Я хватаю его за плечи, разворачиваю и направляю к своему шкафу. Затем распахиваю дверцу и вталкиваю его внутрь, пока в его глазах пляшет веселье. На мгновение я отчетливо осознаю, что мои ладони обхватывают его голые руки. Теплая кожа, твердые мышцы. Широкая грудь в дюйме от моей. Темный шкаф.

Мама стучит в дверь.

— Элла? У тебя там все в порядке?

Я отпрыгиваю назад и захлопываю дверь шкафа, а затем бегу к маме. Я так взволнована, что забываю, как работает дверь, поэтому толкаю, а не тяну, дважды, прежде чем успешно распахнуть её.

— Привет, мам. Ух ты, уже поздно. — Я демонстративно зеваю. — Спокойной ночи.

Она ловит дверь, прежде чем я закрываю ее перед ее лицом.

— Ты в порядке? Мне показалось, что я слышала грохот.

— Я делала зарядку.

— Элла… сейчас уже пол одиннадцатого.

— Никогда не бывает поздно заняться кардио.

В ее взгляде мелькает сомнение. Она скрещивает руки поверх ночной рубашки сиренево-голубого цвета.

— Ты, должно быть, чувствуешь себя лучше?

— Я чувствую себя прекрасно. — Я вытягиваю руки, затем скручиваю одну за спиной, как будто готовлюсь к ночной пробежке. — Я проспала весь день, а теперь вот проснулась. Извини… Я опрокинула свою лава-лампу… когда делала прыжки.

Она бросает взгляд на бардак на моей тумбочке и проводит обеими руками по лицу.

— Хорошо. Что ж. Постарайся немного отдохнуть. У меня есть мелатонин, если хочешь.

Я улыбаюсь и киваю.

— Не нужно, спасибо. Спокойной ночи. — Когда она отходит, я закрываю дверь и запираю ее, прижимаясь лбом к дереву и выдыхая. Шорох заставляет меня подойти к шкафу и распахнуть его.

Макс приподнимает бровь.

— Ты спрятала меня здесь, как будто я твой маленький грязный секрет.

— Последнее, что мне сейчас нужно, это мамин рассказ о птичках и пчелках после того, как обнаружила мальчика в моей спальне.

Он достает из открытой коробки одну из моих старых мягких игрушек, которой оказывается птичка Твити.

— Вполне справедливо. Я бы тоже не хотел выслушивать родительскую лекцию о взаимоотношениях птиц.

Макс бросает мне Твити, и я с легкостью ловлю его.

— Тебе, наверное, пора идти, — говорю я ему, сдерживая улыбку.

— Можно я зайду