Его бывшая жена. Последний шанс - Ирина Шайлина

– Теперь поговорим, – решает Мира.

– Хорошо, – соглашаюсь я.

В этой квартире она первый раз, и несмотря на размеры моего жилья Мира безошибочным женским чутьем определяет где кухня и направляется туда. Садится на стул. Смотрит на меня и ждёт.

В просторной и почти стерильно белой кухне Мира кажется такой хрупкой. Кажется, её так легко сломать. С ней можно делать, что угодно. Но я уверен, что это не так. И что её гибкость и готовность к компромиссам – лишь тактика. Новая Мира прячет в себе много сюрпризов.

– Я иду тебе навстречу, – спокойно говорит она, – потому что понимаю, неизбежность перемен. Понимаю, что если ты нарисовался, тебя не стереть. Я не хочу травмировать свою дочь, пусть и считаю, что ты не имеешь на неё никаких моральных прав. Но я уверена, что если мы будем судиться, законодательство встанет на твою сторону. Поэтому я здесь. Но…

Замирает, словно подыскивая слова.

– Но? – подталкиваю я.

– Но я не собираюсь играть с тобой в семью. Ты отец Нике, пусть и чисто биологический. Ты настоял на нашем переезде. Я иду путем минимального сопротивления, я не настраиваю дочь против тебя. Но Тимофей, я не буду с тобой жить.

– Ты думаешь я хочу с тобой жить? – усмехнулся я. – Ты преувеличивать свою ценность. Мне интересен и важен лишь ребёнок.

Встал, включил кофемашину, и в тишине, что висит в комнате, слышно, как тихо гудит аппарат. Подал чашку Мире, сел напротив.

– И что мы будем делать?

– Я купил квартиру.

Она вскинула на меня взгляд полный ярости.

– Мне не нужны твои подачки!

– Я купил квартиру не тебе, я купил её своей дочери. В съёмных клоповниках она жить не будет. В данный момент идёт подготовка квартиры, через несколько дней сможет заехать.

Плечи Миры поникли так, словно на них вся тяжесть этого мира.

– Я не знаю, что делать, – тихо сказала она.

– Для начала, поспи. Твоя комната напротив детской.

Она ушла, я сидел и прислушивался к её шагам. К себе не пошла – решила переночевать с дочерью.

Глава 30. Мира

Я думала не усну, в этой чужой квартире, которая пахла по-чужому и вообще была другим миром. Меня не пугала её роскошь, Тимофей и пять лет назад был богат. Я просто хотела домой в свою маленькую квартирку.

Но и плакать я не захотела и не стала, словно лимит слез был исчерпан. Хватит жалеть себя, пора как-то выкарабкиваться. И я – уснула. Целый день за рулём меня вымотал, я спала долго и без сновидений, а проснулась от слез Ники.

Кровать была широкой, очень. Ника откатилась чуть в сторону, дезориентированная чужими запахами, чужой постелью, не нашла очков на привычном месте ввиду отсутствия его и рыдала навзрыд. У меня зашлось сердце.

Дверь распахнулась и в комнату влетел Тимофей.

– Что случилось? – взволнованно спросил он.

– Мама рядом, – коснулась я дочки. Повернулась к Тимофею, – Она не видит, очки у нас дома лежат всегда на одном месте.

Он растерянно замер, я притянула Нику к себе и усадила на колени, она уткнулась в меня, в такую тёплую и знакомую ей наощупь, и даже пряди моих волос обхватила пальчиками, уцепилась, как в глубоком детстве.

А я сижу растерянно и понимаю, что просто не помню, куда убрала очки, такой убитой вчера была.

– Мама, – всхлипнула Ника. – Я хочу домой.

– Я тоже, детка… – Озираюсь. На тумбе нет. Прошу Тимофея, – посмотри в полочках.

Его движения прерывисты, он нервничает. Все отделения тумбы пусты. Моя сумка у двери тоже. У нас есть запасные, но они где-то в машине. Наконец Тимофей наклоняется, и выуживает наши очки… из-под кровати.

– Спасибо, – сухо отвечаю я. Протираю стекла прямо своей футболкой, надеваю их на дочку. – Так лучше, милая?

Она кивает. Глаза её красные и заплаканные, щеки горят огнём. Смотрит на Тимофея так, словно это он спрятал её очки. Затем отворачивается и снова утыкается лицом в меня.

– Я приготовлю завтрак, – кивает Тимофей.

Мы умываемся. В ванной есть новые запаянные в пластик щётки, но Ника хочет свою, я ищу в рюкзаке. Чистит зубы и всхлипывает, не в силах успокоиться. Стоит рядом, пока умываюсь я. Не отходит ни на шаг. Я сижу на унитазе – она стоит за дверью. Словно ей снова годик и потерять маму из поля зрения даже на пять минут это драма и трагедия.

Из комнаты выходит только держа меня за руку. Садится рядом со мной. Толком не ест, ковыряет в тарелке с кашей, сваренной Тимофеем. Меня это не беспокоит, она не ест по утрам, но Тимофей снова встревожен.

– Я не осознавал, – говорит он тихо. – Насколько все серьёзно.

– Ну, теперь осознаешь. А наша операция под вопросом.

– Сегодня же найду лучшего хирурга в городе.

Я ем молча. Пусть ищет. Я зла на него и сейчас, но моя злость измучена и скупа на эмоции. Она живёт во мне фоном и кажется, что была всегда. Тарелки ставлю в мойку, пусть сам разбирается, наверняка есть горничная.

– Девушка придёт в час, – подтверждает он мои слова. – Она готовит и совершает минимум уборки. Раз в неделю на полную уборку приходит клининг.

– Меня это не касается, – пожимаю плечами я. – Мне не нужна обслуга. Если я не съеду отсюда до конца недели, я открою сайт аренды и найду себе клоповник.

Мужские глаза вспыхивают злостью, но рядом Ника и он сдерживает себя. Садится перед ней на корточки.

– Я поеду на работу, – говорит он, а Ника молчит. – Ты можешь пойти гулять. Можешь посмотреть все комнаты. Можешь делать что угодно. Всё, что захочешь.

– Я хочу домой, – тихо просит Ника.

И всемогущий Тимофей понимает, что он не может ребёнку дать желаемого. Я бы позлорадствовала, но я слишком устала для этого. Кажется, даже жить устала и просто дыхание требует от меня неимоверных усилий.

– Чувствуйте себя, как дома, – наконец отвечает он.

На Нику смотрит удивлённо. Ещё недавно она была живым ребёнком. Она смело говорила с ним. Много смеялась. А теперь держит меня за руку и не отходит от меня ни на шаг.

Он уходит, а мы остаёмся в его огромной квартире. Сидим в комнате, Ника не хочет обследовать квартиру. Иногда она подходит к большому окну и смотрит сверху на незнакомый город. А потом бежит к кровати, словно он её пугает.