Беда опера Тихого, или Женюсь на тебе, рыжая - Ульяна Николаевна Романова

Глаза Римира собрались в кучу, а лицо вытянулось. Кажется, мой брат пытался придумать контраргументы, но получалось не очень хорошо.

— Я и защищаю, — растерянно ответил Римир.

— Нет, ты меня отчитываешь и ругаешь почем зря! — отрезала я. — И в мою личную жизнь вмешиваешься, а я, между прочим, твоей личной жизни помогаю!

— Как-то ты ловко выкрутила тот момент, что я запретил тебе ходить на вечеринки, — наконец собрал глаза в кучу Римир.

— Ты не мне запретил, а потому, что Юльку ревновал! — выдала я. — Вот так-то! В прошлом году тебя не волновало, где я и с кем, а в этом ты вдруг стал заботливым Римиром Виссарионычем, Отелло ты в погонах! А мне в прошлом году было на год меньше, чем в этом, но ты меня дома не запирал!

Римир не любил, когда ему дерзили. Еще сильнее он не любил, когда его приказы не выполняли, но в тот вечер, кажется, я впервые победила в споре со старшим братом.

Но вкуса победы не почувствовала. Я не любила скандалы в семье, да за всю мою жизнь все семейные ссоры можно сосчитать по пальцам. И Римира я очень любила, уважала и чаще всего поступала так, как он говорит.

Я даже в тот самый подростковый период не бунтовала, но сегодня… Сегодня мне казалось, что Мир нарушил мою личную, сердечную территорию запретами. Ту, в которую никого нельзя пускать, даже близких и любимых родственников. И сделал он это не потому, что волновался за меня, а потому, что поддался собственным эгоистичным мыслям. Он требовал сделать так, чтобы ему было спокойно. Потому что ОН не хотел, чтобы я проводила время с опером Лехой. Никаких других аргументов Мир привести не смог, чем очень меня обидел.

Я посмотрела ему в глаза, молча развернулась и пошагала к нашему дому. Юлька в два шага догнала меня, молчаливо показывая, на чьей она стороне, а Мир двинулся следом, не проронив ни звука.

— Римир, ты не прав, — взяла на себя роль парламентера Юлька.

— Он не поймет, не надо, — тихо попросила я, низко опуская голову.

Мир ничего не говорил. Вообще.

В напряженном молчании мы дошли до дома моих родителей, а Юля решила:

— Я останусь с Серафимой.

Римир нахмурил брови, кивнул и ушел, не глядя на меня.

— Он все поймет, ему нужно время, — оптимистично заверила меня подруга, пока я глотала слезы обиды.

— Я знаю, — шмыгнула я носом, когда мы зашли в подъезд.

— И ты знаешь Мира, он в жизни не признается, что был не прав или перегнул. Он же стадо ослов переупрямит и два стада баранов в придачу.

— Я все знаю, — вытирая слезинку со щеки, ответила я.

— Серафима, — Юлька тоже шмыгнула носом и крепко меня обняла.

— Мне жаль, что вы сегодня из-за меня поругались, — призналась я, утыкаясь носом в плечо подруги.

— Мы с ним не ругались, просто тебе я сейчас нужнее, а Римир бы все равно меня проводил до дома и уехал. Ему нужно побыть одному, я знаю.

— Как ты его терпишь? — нахмурилась я.

— Люблю, — призналась Юлька. — Ну и, когда он вредничает, я просто представляю его мальчишкой в детском садике. В штанах на лямках и в носочках с уточками. Тогда не получается воспринимать его серьезно.

Я не выдержала и рассмеялась, представив Мира важно восседающим за низким детсадовским столом с коленями у груди, в переднике с ложкой в руках и в штанах на лямках.

— Работает, — смеясь уже громче, сообщила я Юльке.

— Я же говорила, — закивала подруга.

Мы поднялись ко мне, тихо, чтобы не разбудить родителей, открыли дверь и постарались войти, как учили в ВДВ — тихо и незаметно, но из спальни выглянул мой бдительный папа. Посмотрел на нас, нахмурился и тихо произнес:

— Мороженко в морозильнике.

И запер за собой дверь.

Мы с Юлькой переглянулись, пробрались в кухню, утащили из морозилки большой контейнер с шоколадным мороженым и две ложки и отправились в мою комнату — заедать дневной стресс.

Пока я доставала пижамы для себя и подруги, она написала сообщение своим родителям, что остается у меня, и до глубокой ночи мы, укрывшись одеялом, ели мороженое и обсуждали Римира, опера Леху и фантазировали, поймали ли они сегодня всех злодеев или нет.

А когда я окончательно успокоилась, мы сладко уснули.

Глава 26

Серафима

Утром нам с Юлькой пришлось встать на час раньше, чтобы успеть собраться и зайти к подруге домой за учебниками, потому что учебу никто не отменял.

Сонные и злые, мы ехали в университет, прихватив по дороге такого же сонного Марка, которого прямо в автобусе вводили в курс дела.

— И что, твой опер Леха их поймал? — напрягся Марк.

— Знать бы, — вздохнула я, — Мир вчера не дал узнать. Юля, ты с кем переписываешься?

— С Римиром Отелловичем, — отвлекаясь от экрана, ответила Юлька и снова вернула все свое внимание телефону.

Мы с Марком понятливо переглянулись, а я на всякий случай достала свой мобильный, чтобы проверить, не написал ли мне опер Леха, но тому было некогда.

Я старалась, чтобы друзья не заметили моего разочарования и того, что по уполномоченному лицу я таки скучала.

— Что пишет Римир? — чопорно спросила я, чтобы немного отвлечься.

— О тебе пока ничего, но с ним в лоб нельзя, нужно аккуратно, — очаровательно улыбнулась подруга.

— Хиросима, — позвал меня Марк.

Я вздрогнула и гневно на него уставилась, но друг выдал мне лучшую улыбку, запустил руку в свои темные волосы, поправил длинную челку и сверкнул глазами.

— Ты-то куда? — закатила я глаза.

— А мне нравится, — пропел он, — и тебе подходит. Так что там с вашим кузнечиком? Мне тебя домой провожать? По вечерам тоже приходить?

— Можешь просто так приходить, а про кузнечика ничего не понятно, — махнула я рукой.

— Я сегодня иду на вечеринку, — признался Марк, — но если надо, могу не ходить.

— Ходи, — разрешила я, — что за вечеринка?

— Вас не беру.

— Почему? — в два голоса спросили мы с Юлькой.

Не то чтобы мы были завсегдатаи подобных мероприятий, но обе очень любили танцевать.

— Потому что есть Алешка у тебя, — заржал Марк.

Юлька прыснула от смеха, а я покраснела.

— Интересно, а папа твой как его будет звать — Алексей, Алешенька, сынок? — подхватила Юлька.

— А Серафима его потом будет с песней с работы ждать. «Ох, Леха, Леха, мне без тебя так плохо», — продолжал Марк.

Друзья