Собственность заключенного - Ядвига Благосклонная

Это фото размером три на четыре. На нем изображена юная девушка, так похожая на ту, которую мне показывал Захар…

Хитрый лис сыграл на моей наивности и доверчивости. И теперь я чувствую себя круглой идиоткой. Ведь если присмотреться между Дамиром и девушкой на фото есть определенное сходство. Упрямая линия подбородка, ровный нос и серые глаза.

— Она… — силюсь произнести, но в горле застрял комок. Сглотнув, выдавливаю: — она выздоровела? Ей помогли?

— Вряд-ли ее можно назвать абсолютно здоровой. Пересадка почки это на всю жизнь, но ей лучше.

Между нами повисает напряженное молчание. Мне стыдно за свою истерику. О чем же думает Бахметов для меня загадка. По крайне мере по его лицу невозможно ничего прочесть. Он для меня как был так и остается закрытой книгой.

И ведь обещала себе не романтизировать преступника! Обещала не оправдывать, но… Разве бы я не сделала в момент отчаяния такого ради своего близкого? Горе стирает границы.

— Что тебе пообещал Захар за меня? Впрочем, не отвечай. Я знаю. Свободу.

Дамир поворачивает меня к себе лицом за руку. Приподнимает подбородок двумя пальцами, заставляя на него посмотреть. Серые глаза прожигают насквозь. Он смотрит так, словно знает все мои секреты. Дает понять, что у меня ничего не получится скрыть.

— Ты согласилась, пташка? Только честно, — в его голосе отчетливо слышится угроза.

Солгать сейчас будет опрометчиво. Да и не хочется мне, честно говоря.

— Нет, не согласилась. Он дал время подумать до завтра.

— Чтобы ты ответила? — требует ответа, но я крепко сжимаю губы, не зная что сказать.

В моей голове полная каша. Я уже не различаю зло и добро, правду ото лжи, игры от жизни. Все смешалось воедино. И посреди всех интриг стою — я, неопытная журналистка, вчерашняя студентка.

— Что бы ты ответила? — настойчиво повторяет вопрос.

— Не знаю! — истерично выкрикиваю, отталкивая Дамира от себя. — Ты не оставляешь мне выбора! Держишь взаперти, ничего не говоришь! Что я, по-твоему, должна делать? Ждать пока ты соизволишь отпустить меня? Пока наиграешься? А что потом? Отдашь остальным зэкам на потеху?

— Да с чего ты взяла, что я тебя кому-то отдам?

Дамир резко меня дергает за руку на себя, отчего я впечатываюсь ему прямо в грудь. Закидываю голову, зло зыркая на этого дикаря.

— Отпусти, — шиплю рассерженной кошкой.

— Нет.

И в этом его безапелляционном «нет» читается так много… Нет, не отпустит. Нет, не отдаст. Даже Захару не отдаст.

— Я все равно сбегу! Ясно тебе? У тебя не получится держать меня тут вечно!

Меня несет не по-детски. Надоело! Все надоело! И то, как он прижимается ко мне… Путает мысли. Почему-то от этой будоражившей близости я нервничаю еще больше.

— Глупая ты, Женька, — устало вздыхает. — Думаешь, Захар бы тебе помог? Они пустили бы тебя кругу. Знаешь, что это значит?

Пытаюсь вырваться из его захвата, но тщетно. Бесит. Как же он меня бесит. Все знает лучше всех!

— Я не услышал ответ.

Бахметов сжимает мою руку. Не сильно, но крепко. Вырваться нет ни единой возможности.

— Знаю.

— Хорошо, — он кивает головой, после чего меня отпускает и отходит на пару шагов.

Жадно втягиваю воздух в легкие. Реакция моего тела на прикосновения Бахметова слишком бурная. И сейчас я не знаю чего мне хочется больше, чтобы он прижал меня снова к себе или же оказаться как можно от него дальше. В Африке. Нет, в Антарктиде. Сердце бьется о грудную клетку, как запертая птица в клетке.

Зажмуриваюсь и считаю до пяти, чтобы взять эти иррациональные эмоции под контроль. Дамир и сам выглядит взъерошенным, а глаза лихорадочно блестят.

Он залазит в карман штанов и, достав кнопочный телефон, протягивает мне со словами:

— Держи. Если помнишь номер телефона родителей, набери и скажи, что ты в порядке. Не больше пары слов, пташка.

— Ты серьезно?

— Я выгляжу так будто шучу? — он указывает пальцем на свое каменное лицо. — Верь поступкам, пташка, а не словам.

Разумеется, это камень в мой огород. Но я пропускаю мимо ушей, поскольку, взяв телефон, уже набираю по памяти номер телефона мамы.

Бахметов между тем что-то выкладывает из пакета, но я едва ли обращаю внимание, вслушиваясь в продолжительные гудки.

Ну же, мамочка, возьми… Другого шанса может и не выпасть.

— Алло!

Ну, наконец-то!

— Мамочка, это я!

Заминка в несколько секунд, а затем удивленное восклицание:

— Ж-женя? Это шутка?

— Мамочка, это не шутка. Это правда я, — стараясь не расплакаться, произношу.

— Женька! Дочь, где ты? Мы с отцом с ума сходим! Нельзя же так!

— Мам, я знаю. Я в… — запинаюсь, поймав предупреждающий взгляд Дамира, — со мной все в порядке. Вы, главное, не волнуйтесь. Я жива и скоро буду дома!

— Женя! Объясни нормально, где ты?

От голоса матери внутри что-то обрывается. Мне так хочется много ей сказать, стольким поделиться, но тогда… Тогда я навсегда потеряю Бахметова. И, пора уже признать, он единственный кто сможет меня вытащить.

Собрав всю волю в кулак, я уверенным голосом произношу:

— Со мной все в порядке. Не нужно меня искать. Не волнуйтесь, скоро я буду дома.

А дальше, дальше я заставляю себя оторвать телефон от уха и, несмотря на надрывные рыдания матери, сбросить.

Отдаю телефон Дамиру и неживым взглядом окидываю камеру, отмечая про себя фонарики, странные дутые куртки, папку с документами, два рюкзака, в которые все эти вещи складывает Дамир.

Он что…

— Ты готовишь побег?

— Не могу понять, ты умная или глупая?

— Что?

— Догадалась, значит умная, — размышляет вслух, — но сказала об этом мне. Ты же понимаешь, что мне вообще не с руки, чтобы ты об этом знала?

— Тут два рюкзака, — со смешком замечаю.

— Да, но учитывая твой не в меру болтливый язык… Ладно, пташка. План таков: ты говоришь Захару, что согласна.

Вот тут я немею от шока. Он же мне только что устроил целую взбучку, а теперь сам хочет, чтобы я согласилась?

— Зачем?

— Просто делай, как я говорю. Мне нужно твое полное и абсолютное доверие.

Бахметов заканчивает с рюкзаком и, выпрямившись, кивком головы указывает на стул.