Контракт на соблазн - Яна Шелдон

а в глазах цвета теплого шоколада плескалось неподдельное восхищение. Маша поймала себя на мысли, что он и сам был таким же манящим, как вид на ночное озеро за окном.

— За нас, Машенька, и.. за новые впечатления, — произнес он, поднимая бокал, и его улыбка заставила Машу немного напрячься.

Она заметила движение за соседним столиком: две элегантные дамы явно разглядывали Луку, перешептываясь и бросая на него открыто-восхищенные взгляды. И в душе Маши, совсем некстати, вспыхнула маленькая, но ядовитая искра ревности. Она с силой сжала ножку бокала, поймав себя на мысли, что хочет быть единственной, на кого он будет смотреть вот так как сегодня.

Ужин прошел на удивление… легко. Изысканные блюда, изящный интерьер, но главное, невероятная, непривычная легкость в общении.

Лука шутил, рассказывал о своих поездках по Италии и своих любимых местах, историях из своей жизни, не связанных с бизнесом, и смеялся, открыто, по-настоящему, заставляя Машу забыть, что перед ней тот самый надменный Конти. Она сама не заметила, как расслабилась, отвечая ему остроумными репликами и смехом, который звенел искренне, без привычной защитной нотки.

— Знаешь, — Лука сделал глоток, его глаза смеялись, — я никогда не забуду твое лицо сегодня на том первом повороте. Ты была белее этой скатерти. Настоящая трусиха.

— Трусиха? — фыркнула Маша. — Я бы назвала это разумной осторожностью. Не каждый день тебя несет в металлической коробке на скорости под двести с лишним, да еще и с адреналиновым маньяком.

— Маша.., адреналиновый маньяк? — он притворно возмутился, прикладывая руку к сердцу. — Дорогая, адреналин... он не просто ускоряет сердце, а обостряет всё: вкус вина кажется слаще, краски заката ярче, а прикосновение ветра почти осязаемым. Это как снять защитную плёнку с реальности. Тебе стоит попробовать. Расширяет горизонты.

— Мои горизонты и так прекрасно расширяются от вида из окна, спасибо, — парировала Маша, но не могла сдержать улыбки, поймав себя на мысли, что именно сейчас, рядом с ним, закат и правда казался ей ослепительным.

— Это не просто химия, Маша. Это ключ, который открывает дверь к настоящим ощущениям. — сказал он более тихим, интимным голосом.

После ужина Лука, не спрашивая, взял ее за руку и повел к набережной. Его пальцы сомкнулись вокруг ее запястья уверенно, но нежно, и Маша не стала сопротивляться.

Они шли молча, но это молчание было комфортным. И когда остановились, вглядываясь в темную водную гладь, Лука медленно поднял ее руку и, не сводя с нее темного взгляда, коснулся губами ладони. Поцелуй был легким, почти невесомым, но он обжег кожу и по телу Маши пробежали мурашки.

— Видишь? — прошептал он, его дыхание коснулось ее кожи. — Ты не отдернула руку. Твоё тело понимает меня лучше, чем твой разум.

Лука не отпускал ее ладонь, сжимая в своей, и шагнул ближе, наклонившись к ее уху, его губы едва коснулись мочки, когда он прошептал хрипло, обжигающе тихо, так, что слова были слышны только ей.

— Хватит притворяться, Машенька. Мы оба знаем, что это уже давно не игра. Мы хотим друг друга. Это очевидно. Так почему бы не перестать сопротивляться?

Его слова повисли в воздухе, они были полны откровенного желания, и все тело Маши отозвалось на эту фразу дрожью согласия. Но где-то в глубине, сквозь туман охватившего ее возбуждения, зазвонил тревожный колокольчик.

Она сделала шаг назад, выдернув руку из его захвата, щеки пылали, сердце бешено колотилось.

— Нет, Лука. Это… это как раз игра. Очень опасная. И нам пора возвращаться в отель.

Ее голос прозвучал тише, чем она хотела, и в нем слышалась предательская дрожь. Маша видела, как погас огонь в его глазах, сменившись холодной, стальной уверенностью. Он не стал спорить, лишь слегка кивнул, но уголки его губ тронула едва заметная, почти торжествующая улыбка. Лука видел ее смятение, ее дрожь. И для него это было доказательством победы, которая, как он был уверен, не за горами.

Когда ни вернулись к отелю и вошли в лифт Маша была напряжена как струна, она упорно смотрела на светящиеся цифры, чувствуя на себе тяжелый, горящий взгляд Луки. Он стоял вполоборота, прислонившись к стене, и всем своим видом излучал спокойную, хищную уверенность. Лука знал, что она сбежала на набережной, как и то, что бежать ей больше некуда и когда лифт мягко остановился, он жестом пропустил ее вперед.

Маша сжимала пальцами карту от своего номера так, что пластик грозил треснуть. Она подошла к своей двери, чувствуя, как его шаги звучат прямо за спиной, ей нужно было просто вставить карту, сказать холодное «спокойной ночи» и скрыться за дверью. Это был единственный разумный выход.

Но когда она повернулась, чтобы попрощаться, слова застряли в горле. Лука стоял так близко, что Маша чувствовала исходящее от него тепло, его глаза в полумраке коридора были почти черными.

— Спасибо за… вечер, — с трудом выдавила она.

Но прежде, чем она успела вставить карту в замок, его руки обхватили ее талию и прижали к двери. Он впился в ее губы в медленном, глубоком и невероятно сладком поцелуе. И в нем была вся накопившаяся за вечер напряженность, и вся та нежность, что прорывалась сквозь его маску. Маша издала тихий стон и ответила ему, ее руки сами поднялись и вцепились в его волосы. Разум отключился, уступив место потоку чувств, который она так долго сдерживала.

Лука вытащил карту у нее из пальцев, не прерывая поцелуя, одним точным движением открыл дверь и, подхватив ее на руки словно пушинку, переступил порог номера. Маша инстинктивно обвила его шею, прижимаясь сильнее, пока он нес ее через гостиную в спальню. Его прикосновения действовали на нее как опьяняющее вино, от которого кружилась голова, а дыхание, смешанное с ароматом ночи и дорогого парфюма, заставляло забыть обо всем на свете.

Лука опустил ее на огромную кровать, его тело было тяжелым, а поцелуи становились еще более жаркими. Пальцы скользнули под молнию ее платья, медленно спуская его. Ткань с шелестом соскользнула на пол и его ладони изучали каждый изгиб ее тела через тонкую ткань белья, заставляя извиваться и стонать.

Лука на минуту оторвался от ее губ, чтобы скинуть с себя собственную одежду, и Маша замерла. Когда он снял рубашку, ее глаза, уже привыкшие к полумраку, жадно скользили по его мускулистому торсу, задерживаясь на каждой детали. Взгляд притянула татуировка, крупная, мастерски выполненная, будто живая: она