Контракт на соблазн - Яна Шелдон

начиналась широким оскалом тигриной головы прямо над сердцем, откуда хищный узор перетекал на плечо, создавая иллюзию, будто зверь готовится к прыжку. Каждая линия, каждый оттенок кожи говорили о дикой силе, скрывающейся под внешним лоском. Казалось, сама энергия Луки, первобытная и неукротимая словно нашла выход в этом изображении.

Ее пальцы, будто против воли, потянулись к рисунку. Маша коснулась кожи, провела кончиками пальцев по контурам хищной пасти, ощущая под подушечками напряженные мускулы и ровный пульс, выбивающий частую дробь. Затем, повинуясь внезапному, непреодолимому порыву, она наклонилась и коснулась татуировки губами, легко проведя по ней кончиком языка, оставляя дорожку из поцелуев. Кожа его была горячей, слегка соленой. Лука резко замер, его дыхание прервалось, глубокий, сдавленный стон вырвался из его груди, стон чистейшего, животного кайфа.

— Откуда она? — прошептала Маша, забыв обо всем. — Я раньше не замечала...

Лука, тяжело дыша, на мгновение замер. Его взгляд стал отрешенным, будто он смотрел куда-то вглубь себя.

— Это было давно.., — хрипло выдохнул он, пальцы нежно скользнули по ее щеке. — Сразу после университета. Сорвался и улетел в Азию на полгода, как последний идеалист. — Его губы снова коснулись ее кожи, но теперь поцелуи были медленнее, задумчивее. — Тогда казалось, что весь мир лежит у моих ног. А этот тигр... был символом..той свободы, той дикости, которую я чувствовал в себе до того, как надеть все эти проклятые костюмы и стать «господином Конти».

— Хотел запечатлеть момент, когда был по-настоящему свободен, чтобы напоминать себе, что под всеми этими галстуками все еще скрывается тот самый парень, готовый сжечь всю жизнь в одном порыве.

Его руки сильнее обвили ее талию.

— Теперь этот тигр напоминает мне не только о свободе, — его голос прозвучал приглушенно, — но и о том, как легко ее потерять.

Он говорил отрывисто, между поцелуями, и Маша поняла самую страшную вещь, она не просто хотела его, она хотела узнать все его тайны, прикоснуться ко всей его боли. Она влюблялась. По-настоящему. Безвозвратно.

Именно этот ужасающий прорыв истины заставил ее резко оттолкнуть его.

— Стой… Лука, стой.

Лука замер над ней, его тело все еще было напряжено от желания, а в глазах бушевала буря.

— Маша, что, черт возьми, сейчас не так? — его голос прозвучал раздраженно. — Ты была со мной секунду назад! Ты хотела этого!

— Я не хочу быть просто еще одной ночью.. — выдохнула она, и в голосе ее слышались слезы. — Еще одной одноразовой подружкой в твоем донжуанском списке. Я не могу быть просто... это..унизительно. Лука сдавленно выругался и отстранился.

— А что я могу тебе предложить, Маша? — в его тоне зазвучала ледяная ярость. Момент был упущен. Он поднялся с кровати, и стал торопливо собирать свои вещи, одеваясь. Его силуэт был резким и угрожающим в полумраке. — Романтику? Свечи и клятвы вечной любви? Мы оба знаем, что это не про нас. Вот это..про нас. — Он резким жестом указал на пространство между ними, еще секунду назад заполненное страстью. — Жар, искренность, желание. Разве этого мало?

— Мало! — крикнула она, сжимая простыню в кулаках. — Для меня мало! Потому что, когда ты наиграешься, уйдешь. А я... я останусь с разбитым сердцем и ощущением, что была для тебя всего лишь удобной игрушкой.

— Ты сама себя слышишь! Ты ничего не понимаешь! — взревел он, и в его голосе впервые прорвалась неподдельная боль. — Маша, ты не игрушка! Ты... ты сводишь меня с ума! Я не могу спать, не могу работать, я думаю только о тебе! Но, Маша.. ты требуешь того, чего я дать не могу. Того, чего у меня нет!

Он схватил свою рубашку с пола, движения были резкими, яростными. Лука не смотрел на нее, он был похож на раненого зверя, загнанного в угол.

— Хочешь правду? — его улыбка стала кривой, почти жестокой. — Я могу дать тебе всё, на что способен. Желание. Страсть. Но если ты ждешь любви, Маша, то поищи другого. Я не тот человек, который будет хранить твое сердце.

Лука сделал паузу, медленно посмотрев на нее, давая словам впитаться, как яду.

— Я не создан для сказок, Маша. И тебе не стоит обманываться…чем раньше ты это поймешь, тем лучше для нас обоих.

Он видел, как гаснут ее глаза, но это было именно то, чего он добивался.Больно, зато честно.Лука отвернулся, разрывая зрительную связь, которая становилась слишком опасной. С этими словами он резко развернулся и вышел из спальни, не оглядываясь. Дверь захлопнулась с оглушительным звуком.

Маша осталась сидеть на кровати, одинокая и потерянная. Холод проникал внутрь, сменяя недавний жар, но она не плакала, а просто сидела и смотрела в пустоту, понимая, что только что потеряла что-то хрупкое и настоящее, даже не успев этим обладать. Лука ушел. И он был прав. Она хотела звезду с неба, а он мог предложить лишь огонь. И теперь горели они оба.

20.

Первые лучи солнца пробивались сквозь щели между шторами и раздражали Машу. Складывалось ощущение, что свет самодовольно лез в глаза, напоминая: «Подъём! Новый день!». Она зарылась лицом в подушку и застонала, весь организм требовал сна, не было ни сил, ни желания встречать новый день.

Почти всю ночь она не спала и ворочалась, то закидывала ногу на одеяло, то снова зарывалась в него с головой. Мысли не отпускали, в голове Маша снова и снова прокручивала слова Луки - спокойные, холодные, произнесённые так буднично, будто речь шла не о ней.

«Я не создан для сказок, Маша. И тебе не стоит обманываться… чем раньше ты это поймёшь, тем лучше для нас обоих».

Эти фразы резали по памяти, как нож. Маша пыталась убедить себя, что ей должно быть всё равно, и это даже хорошо: никаких иллюзий, никаких лишних надежд, но чем больше она это прокручивала, тем сильнее внутри всё сжималось.

И вот теперь лежа в постели с тяжёлой головой, словно после бессонного рейса, каждая клеточка требовала кофе, крепкого, обжигающего, чтобы хоть как-то прийти в себя. Но сама мысль о том, чтобы спуститься вниз в ресторан, среди людей, а главное, с риском увидеть там Луку, вызывала у неё приступ тошноты.

Маша натянула одеяло выше, закрыла глаза и пробормотала в подушку.

— Прекрасно. Просто идеально.

Сказки, значит…

Ну да, конечно. А я, наверное, выгляжу