Дикая Омега - Ленор Роузвуд

в Пустошах, он единственный, кто хоть как-то приближается к медицине. Его маска — та самая, благодаря которой он получил своё прозвище: чёрная кожаная маска чумного доктора под тёмным капюшоном, плавно переходящим в бронекевлар и кожу так же, как у всех пятерых из нас. Под маской — длинные чёрные волосы и бледное лицо с резкими чертами, отчего он выглядит не менее пугающе.

Кроме Призрака, только Чума носит маску даже вне миссий. Но у него причины совсем не такие, как у моего брата — единственного, кому действительно нужно её носить. Чума просто до ужаса боится заражения. Не смерти — смерти он смотрит в лицо без дрожи.

Именно заражения.

Из угла комнаты раздаётся тёмный смешок Валека. Обычно он носит капюшон палача поверх простой кожаной маски с двумя прорезями для глаз, за которыми — только тени. Сейчас маска лежит у него на коленях, обнажая его возмутительно выточенное лицо.

— Пусть срастается криво, — говорит он на своём густом вриссийском. — Нашему красавчику из-за океана полезно немного понизить самооценку.

— Иди нахуй, Валек, — огрызается Виски. — Вы знаете, что я прав. И перестанете ржать, когда в следующий раз он на вас устроит свой ядерный пиздец.

Я тяжело выдыхаю.

Призрак.

Мой брат не по крови, но по всему остальному. Наша непредсказуемая карта в смертельной колоде. Его приступы становятся всё чаще. Всё сильнее. Перед глазами до сих пор стоят кадры сегодняшней резни: как он рвал врагов, будто сам чёрт вылез из преисподней.

Для других — он чудовище.

Для меня — семья.

Это не в новинку. Его жутковатая, почти нечеловеческая способность убивать — именно то, благодаря чему мой отец пощадил его жизнь много лет назад. Но, как и атомные бомбы, стершие всё за тщательно охраняемыми границами Райнмиха, он — невероятно эффективное оружие, влияние которого почти невозможно контролировать.

— Он не хотел тебя ранить, — говорю я, снова переходя в режим «спасай репутацию Призрака». В последнее время я больше похож на его пиар-менеджера, чем на лидера самого опасного спецотряда под командованием Совета. — Если бы хотел — ты бы сдох.

— Это должно меня утешить?! — Виски почти визжит, голос звучит гнусаво из-за крови в ноздрях.

— Мне плевать, что ты чувствуешь, — прорычал я. — Ты знаешь, что нельзя лезть ему под руку, когда он в таком состоянии.

— «В таком состоянии?» — передразнивает он. — Ты говоришь так, будто он ребёнок, который истерит, а не семифутовый ебучий монстр, устроивший бойню!

Валек склоняет голову:

— Ты знаешь его точный рост?

— Что? — Виски поворачивается к нему. — И что это сейчас вообще значит?

— Просто странно, — отвечает Валек, разваливаясь на диване и закидывая грязный ботинок на стену — мы, конечно, полный рассадник варваров. — Я знаю, что у меня шесть и девять футов, а большие мальчики выше меня. Но чтобы прям точно…

— Я видел, как он стоял у холодильника, — вмешивается Чума, окончательно махнув рукой на попытки починить нос. — Холодильник — шесть футов. На нём были банки кофе, фут каждая. Он был примерно на полторы банки выше холодильника. Так что я бы сказал: семь и пять, семь и шесть максимум.

— Это что, блядь, задачка по математике? — орёт Виски.

— И всё равно это не так странно, как то, что ты его рост до дюйма знаешь, — не унимается Валек.

— Мы вообще не знаем его точный рост, — отзывается Чума своим тихим, раздражающе воспитанным северным акцентом. — У меня в его карте только группа крови. И то лишь потому, что я сам взял образец.

Мы все одновременно на него поворачиваемся.

— Как ты вообще умудрился взять у него кровь? — спрашиваю, и в ту же секунду понимаю, что нахрен не хочу знать ответа. Нет ни единого шанса, что Призрак добровольно согласился.

Хотя… Я как-то замечал Чуму возле своей кровати пару месяцев назад.

Хм.

— Да какая, блядь, разница?! Это вообще не по делу! — взрывается Виски. Он поворачивается ко мне, глаза сверкают вызовом, которого я ждал скорее от Валека, но не от него.

Похоже, всё зашло дальше, чем я думал.

— И какая же у тебя мысль, Виски? — спрашиваю ровно. — Пока что ты только ноешь как сучка.

Его глаза сужаются, и он подходит ближе, тыкая мне пальцем в лицо. В груди сразу поднимается альфовская ярость, но я умею её давить. В последнее время это даётся всё сложнее. Наверное, из-за клаустрофобии. Как бы ни была велика территория Шато — мы всё равно пять альф, запертые вместе, и только бесконечные миссии позволяют не разорвать друг друга.

— Мысль, — выплёвывает он горько, — в том, что ты — лидер этой шайки. А значит, этот псих — твоя ответственность.

— Следи за языком, — рычу я сквозь зубы, и в голосе прорывается рычание. Не то, что я позволяю себе использовать на своих альфах — тем более на членах моей Стаи — просто так. — Этот «псих» — мой брат.

— Тем более ты должен держать его в узде, — выплёвывает Виски.

Мы стоим нос к носу, уставившись друг на друга, и ни один не собирается отводить взгляд первым. И тут справа из ниоткуда вылетает чёрная перчатка — и, прежде чем я успеваю среагировать, Чума хватает Виски за сломанный нос и одним резким движением вправляет его назад.

Воздух разрывает фонтан крови, а младший солдат издаёт истошный вопль, хватаясь за лицо.

— Блядь! Это больно, ты психопат! — воет он.

— Проще, когда не ожидаешь, — спокойно отвечает Чума, как будто только что не сломал человеку лицо вторично. Он достаёт из кармана красный платок — как какой-нибудь старомодный джентльмен — и тщательно вытирает кровь со своих перчаток.

— Кстати, ты потолстел. И это не мышцы, — добавляет он, кивком указывая на голый торс Виски.

— Ты что несёшь, чувак?! Я набираю массу!

Чума хмыкает:

— Ну, масса-то масса, но замедлять тебя она будет. Да и ты у нас и без того не самый ловкий альфа, как показала сегодняшняя миссия.

Виски яростно разворачивается и уходит из основного зала, бормоча под нос целую подборку птичьих проклятий. Валек идёт следом, охотничьей походкой, и ржёт так, что аж стены дрожат. Он любит боль. Любую. Хотя предпочитает быть тем, кто её причиняет. Впрочем, учитывая, что он был настоящим серийным убийцей в коридоре смерти, пока Совет не забрал его в мою коллекцию психопатов — причинённого им зла более чем хватит.

Но для него подойдёт любая боль.

Своя. Чужая. Главное — интенсивная.

Чума задерживается. Складывает оставшиеся инструменты обратно в свою кожаную врачебную сумку. Это точно не стандартное