Сводница без тормозов - Любовь Перуница

кабинке, отгородившись от мира тяжёлой шторкой. Первое платье — нежно-розовое, воздушное — сидело идеально, но в нём я чувствовала себя переодетой клоунессой. Слишком фальшиво. Слишком не «моё» сейчас.

Второе — чёрное, лаконичное. Оно подходило гораздо больше, но было похоже на форму скорби. Я стояла перед зеркалом, разглядывая своё бледное отражение с синяками под глазами. Кто эта девушка? Та, что ещё несколько недель назад парила от счастья? Или та, что теперь смотрела на мир глазами, полными усталой грусти?

И тут из-за тонкой перегородки донесся сдавленный всхлип, а затем — знакомый, до боли знакомый голос, с кем-то разговаривающий по телефону. Варя. Варвара. Та самая подруга, с которой Стас когда-то мне изменил. Голос её дрожал, прорываясь сквозь слёзы.

—...а он сказал, что я сама виновата! Что я ничего не добилась, а требую как принцесса! — она говорила в трубку, и её слова были полны такого отчаяния, что у меня сжалось сердце. — Я же его любила... А он... вчера в «Вердикте», с этой блондинкой... целовался на глазах у всех! Как я могла быть такой слепой?

Я застыла, не в силах пошевелиться. Ирония судьбы была слишком горькой. Здесь, в примерочной, за соседней дверью, рыдала над своим Стасом девушка, из-за которой когда-то рыдала я. История повторялась по спирали, только теперь Варя оказалась на моём месте.

Не думая, не размышляя, подчиняясь какому-то внутреннему порыву, я накинула своё повседневное платье и вышла из кабинки. Я тихо постучала в перегородку между примерочных.

— Варя? Это я, Арина.

Всхлипывания затихли. Послышались нерешительные шаги, и шторка отъехала. Передо мной стояла она — с размазанной тушью, заплаканными глазами и таким потерянным выражением лица, что вся моя обида на неё мгновенно испарилась. Мы были двумя разными женщинами, но с одной и той же раной.

— Арина... — прошептала она. — Я...Привет?

— Я всё слышала, — тихо сказала я. — Пойдём. Выпьем кофе. Расскажешь, как оно…

Мы сидели в тихой кофейне в углу торгового центра. Варя, сжимая в руках стаканчик с капучино, рассказывала ту же самую историю, что когда-то, наверное, рассказывала кому-то я сама. Только теперь главной героиней предательства была она сама.

— Он сказал, что я ему надоела, что я ною и ничего не хочу менять, — всхлипнула она. — А эта... эта блондинка, я даже не знаю, откуда она взялась! Словно гром среди ясного неба! Он вдруг начал пропадать, прятать телефон, грубить мне. А потом знакомые прислали фотки, как они целуются в випке клуба и чуть ли не трахаются! — Её голова тяжело рухнула в руки, и рыдания возобновились.

Я слушала её, и в душе поднималось странное чувство — не злорадства, а скорее горькой общности и понимания. Мы были по одну сторону баррикад. Баррикад, возведённых мужским эгоизмом и предательством.

— Знаешь, — сказала я, когда она замолчала, вытирая слёзы салфеткой. — Мне кажется, мы обе заслуживаем чего-то лучшего, чем мужчины, которые винят нас в своих подлостях.

Варя подняла на меня красные от слёз глаза.

— А я думала, ты меня ненавидишь.

— Ненавидеть — слишком утомительно, — я пожала плечами. — А вот пожалеть бывшего обидчика, который сам оказался в такой же ситуации... Это даже как-то... по-божески.

На её губах дрогнула слабая, почти невесомая улыбка.

— А покажи ка мне, эту фотку. — В мозгу закралось подозрение.

Варя без слов показала фото на котором видно, как в весьма откровенной позе Милана сидит на коленях у Стаса, они страстно целуются, его рука уже глубоко под её платьем. Видеть это уже не больно, но мерзко.

Мы просидели ещё с полчаса, говоря не столько о Стасе, сколько о том, как заново учиться доверять себе. Прощаясь, мы обнялись — не как подруги, а как две солдатки, пережившие одну войну.

Выйдя на улицу, я поняла, что не куплю новое платье. Я надену своё старое, тёмно-синее. Потому что сегодня я не хочу притворяться. Я хочу быть собой — женщиной, которая, несмотря на боль, нашла в себе силы подарить каплю сочувствия той, от кого сама когда-то её не дождалась. И в этом был странный, горьковатый, но всё же проблеск надежды.

Я уже направлялась к выходу, как вдруг мой взгляд упал на небольшую стойку с распродажей в углу зала. И там, среди прочих вещей, висело оно. Голубое платье. Почти точь-в-точь как то, что было у меня на выпускном десять лет назад. Тот же нежный аквамариновый оттенок, те же тонкие бретели и открытая спина, без лишних урашений.

Сердце ёкнуло. Ноги сами принесли меня к стойке.

Дрожащей рукой я потянулась к ткани. Она оказалась удивительно приятной на ощупь — лёгкой, прохладной, словно сотканной из самого воздуха.

«А что, если?..» — мелькнула безумная мысль.

Я даже не помнила, как оказалась в примерочной. Надевала его, застегивала крошечную молнию на боку. И подняла глаза на зеркало.

Из него на меня смотрела не я — измученная и уставшая. Оттуда смотрела та девушка с выпускного. Тот же огонёк надежды в глазах, та же лёгкая, почти неуловимая улыбка на губах. Платье сидело идеально, словно ждало меня все эти годы.

Да, сегодня будет свидание с самой собой — с той, что когда-то умела радоваться, верить и летать. Может быть, именно это платье и станет тем самым мостом между прошлым и будущим. Между той, кем я была, и той, кем я могу снова стать.

Я вышла из торгового центра не с пустыми руками, а с крошечной, но такой важной надеждой в сердце, что все будет хорошо.

Глава 35 — Влюбиться заново

Я стоял в тени раскидистого дуба на краю поляны, залитой золотым светом уходящего бабьего лета. Этот тёплый, безмятежный день сильно контрастировал с вчерашним промозглым ветром, который идеально отражал моё внутреннее состояние.

Музыка лилась из колонок. Пары кружились в танце, кто-то уже успел выпить и громко смеялся. Я чувствовал себя чужим на этом празднике жизни.

Специально приехал позже, чтобы не торчать перед всеми со своим потерянным видом. В руках я нервно перебирал маленький, но, как мне казалось, изящный букет из белых пионов. Тех самых, что Арина обожала ещё со времён школы, задолго до того, как дарить пионы стало мейнстримом. Помнится, она говорила, что в них есть какая-то трогательная, старомодная нежность.

Всё это было глупо до жути. После всего, что натворил, стоять здесь с цветами, равно выглядеть полным идиотом. Но разговор с Димой поселил во мне призрачную, безумную надежду. Не на мгновенное прощение — я