Клуб смерти - Кэролайн Пекхам

Но теперь он оставил ее здесь и даже не поднял на нее руку.

Она была предназначена для меня? Ловушка? Уловка? Новая форма пытки для бедного ублюдка, запертого в этой гребаной клетке? Она была здесь, чтобы соблазнить меня и заставить страдать по-новому, чтобы дать мне идеи о том, что я мог бы сделать, чтобы превратить ее стоны в крики?

Казалось, что здесь что-то меняется, и в той монотонности, которая была моей жизнью месяцами напролет, сама перспектива этих перемен дарила своего рода, волнующее чувство.

Я не двигался с тех пор, как он пришел с ней. Едва дышал. Это единственное изменение в моем положении перевернуло все. Или ничего. Я еще не был уверен.

Но мои пальцы подрагивали от желания крепко обхватить ее тонкую шейку и посмотреть, сколько времени потребуется, чтобы ее удовольствие от моего захвата сменилось с возбуждения на панику. Демоны выползали из самых темных уголков моей души, поскольку они тоже жаждали этого.

Я сидел на маленькой деревянной скамейке, которая была единственным предметом мебели в моей клетке, положив предплечья на бедра, наклонившись вперед и свесив руки перед собой. Моя голова была опущена, пока я сидел один в темноте, мой разум был тих, спокоен, и пуст. Но теперь, когда она была здесь, появился свет.

Мои глаза щипало от тусклого свечения лампочки в другом конце комнаты, и я попытался вспомнить, как долго он держал меня на этот раз в темноте. В любом случае, достаточно долго, чтобы моим глазам стало удобнее без света.

В этом подвале было чертовски холодно, но я давно привык к холоду, тем более что мне редко давали надеть что-то, кроме серых спортивных штанов, которые были на мне сейчас. Моя грудь была обнажена, открывая вид на шрамы, которые этот ублюдок оставил мне здесь, в аду, а мои босые ноги вечно мерзли на холодном каменном полу.

Я проводил дни, придумывая всевозможные способы уничтожить его, как только освобожусь от оков, которые он на меня надел. Я отплатил бы ему за каждый порез, ожог и шрам на моей плоти десятикратно и омылся бы звуками его криков. Все слышали истории о estúpido (Прим. Пер. Испанский: Глупых,) людях, которые держали диких животных в клетках в своих домах, и когда те наконец вырывались на свободу, пожирали их целиком. Разница между мной и этими животными заключалась только в одном. Я наслаждался убийством только ради собственного удовольствия, а не ради еды или инстинкта. Просто ради сладкого, присладкого вкуса мести. Я бы показал ему, почему за мной охотится целая армия людей и что случается с теми, кому не повезло найти меня.

Мысль о горячей воде, льющейся так близко, вызывала боль в груди, но я отказывался поддаваться соблазну воспоминаний о жизни за пределами этих железных решеток. Это был самый быстрый путь к отчаянию. Я не думал о том, чего мне не хватало, и не беспокоился о том, что этот bastardo (Прим.: Пер. Испанский: Ублюдок) сделает со мной в следующий раз, когда решит допросить меня о украденных деньгах.

Я просто отключался, держал свой разум ясным и тренировался до тех пор, пока не заканчивались силы. Физические упражнения дарили мне забвение, когда все остальное не помогало, да и не было ничего другого, что я мог сделать со своим гребаным временем.

Хотя этого никогда не было достаточно, чтобы остановить подкрадывающуюся тьму. От воспоминаний о моем прошлом до желаний, которые я питал по поводу своего будущего. Я был плохим человеком с гнилой душой, и от этого никогда не было спасения. И даже когда я пытался убедить себя, что хочу этого избежать, я знал, что только лгу самому себе. Я наслаждался тьмой внутри себя. Я упивался ею. И прошло очень много времени с тех пор, как у меня была женщина, о которой я мог бы мечтать, чтобы разделить с ней эту тьму.

Я не доверял этой, но я никогда не доверял ни одной женщине. Ни один мужчина, считающий их слабыми, не знал, о чем говорит. Физически женщины могли быть слабее мужчин, но они были намного жестче и способны на гораздо худшее. Я знал это. Я пережил самое худшее из всего этого и даже больше. Я выжил, но вышел с другой стороны, покрытый шрамами, которые нельзя увидеть.

Душ выключился, и я мгновенно напрягся, сжимая пальцы в кулаки. Я был здесь один так долго, что уже не знал, как воспринимать компанию. Я одинаково жаждал ее и не хотел. Здесь, внизу, только демон, который завладел мной, знал, где меня найти. И если не считать его шепота, я слишком привык к тишине.

Из ванной донеслось несколько приглушенных ругательств, дверь внезапно распахнулась, и маленькая девчонка-искорка вывалилась из нее навзничь и приземлилась на задницу. Серую толстовку она уже натянула через голову, но штаны запутались у нее на щиколотках, и на виду оказались загорелые ноги.

Я наблюдал за ней, и в горле у меня застряло рычание, а воображение заработало на полную, пока я упивался ее видом, лежащей на полу, и гадал, не понравилось бы ей больше, если бы я прижал ее к полу.

Мой взгляд упал на опухшую, кровоточащую рану на ее икре, и гнев скрутил меня изнутри, когда я представил, что Найл сделал это с ней. Я чертовски ненавидел этого человека. Иногда это было единственное, в чем я был уверен в последнее время. Я. Ненавидел. Его.

Lo vería muerto sin importar lo que me costara.(Прим. Пер. Испанский: Я увижу его мертвым, чего бы мне это ни стоило)

— Гребаные осьминожьи штаны, — выругалась она, откинувшись на спину и подняв ноги в воздух, пока пыталась натянуть спортивные штаны и высунуть пальцы ног из дырок внизу. — У них больше яиц, чем у кальмара.

Мои брови на мгновение сошлись на переносице, прежде чем я понял, что она, должно быть, сказала «щупалец». (Прим.: Игра слов на английском языке testicles — яйца, tentacles — щупальца, произносится очень созвучно) Но, наверное, неудивительно, что мой мозг выкидывал такие фокусы. Я — пылкий мужчина, которому слишком долго не позволяли взглянуть на женщину, а теперь вот она — это ночное создание, которое сладострастно стонало в душе и превратило натягивание тренировочных штанов на свою попку в настоящее оригами.

Она встала с раздраженным вздохом и откинула