Клуб смерти - Кэролайн Пекхам

свои длинные мокрые волосы с лица, прежде чем резко обернуться и посмотреть в мою сторону. Либо у нее были самые красивые черты лица, которые я когда-либо видел, либо я был одинок дольше, чем думал. У нее были полные губы, ярко-голубые глаза и тонкий, изящный носик. На ее челюсти и шее были синяки, исчезавшие под одеждой, и у меня возникло ощущение, что тенденция продолжается и там, где я не могу видеть.

Я подумал, покажет ли она их мне. Я подумал, нравится ли ей, как они болят, и может ли она получить удовольствие от того, что я оставлю на ней еще больше синяков, когда она отдаст мне свое тело, и я научу ее тому, что такое грех.

Te arruinaría hermosamente. Я бы погубил тебя красиво.

Ее глаза на мгновение сузились, прежде чем она снова отвернулась, проигнорировав меня в моей клетке в темноте ради того, чтобы исследовать небольшое пространство вокруг кровати.

Когда она так отвернулась от меня, в моей груди загремел низкий рык. Мужчина, которым я был до того, как попал в эту клетку, мог убить ее за такое оскорбление. Никто и никогда бы не осмелился вот так навлекать на себя мой гнев. Там, откуда я родом, все знали, кто я и что из себя представляю, они знали о моей роли в картеле Кастильо и понимали, что поворачиваться ко мне спиной — подобно смерти. Если бы я не был в этой клетке, я бы уже мог свернуть ей шею. Но, наблюдая за ней сейчас, я знал, что не сделал бы этого. Во всяком случае, не сразу. В ней было что-то такое, что привлекало меня и вызывало желание узнать ее вдоль и поперек. Я хотел вскрыть ее и изучить все ее секреты, прежде чем выжечь свое имя на ее плоти и убедиться, что она больше никогда не будет меня недооценивать.

Вокруг кровати почти ничего не было. Только мягкий матрас, пушистый коврик на полу рядом с ним и маленькая белая тумбочка. Мне никогда не разрешали спать на той стороне комнаты. Это было само по себе пыткой, когда я спал на твердом бетоне и смотрел на это уютное пространство. До сих пор я был уверен, что оно здесь только для того, чтобы поиздеваться надо мной.

Она открыла ящик прикроватной тумбочки, достала карандаш и блокнот, поднесла карандаш к губам и на мгновение задумалась, прежде чем написать что-то на первой странице.

Она вырвала лист, когда закончила, и прислонила его к стене — слово «хороший» смотрело на меня, заставляя мои брови сойтись на переносице.

Она бросила блокнот на тумбочку и положила карандаш в карман, прежде чем повернуться и посмотреть на меня так внезапно, что я стиснул зубы.

— Эй, кис-кис-кис, — промурлыкала она, издавая тихие причмокающие звуки и вытянув перед собой пальцы, словно у нее в руках могло быть лакомство.

Я не двигался, застегнутый на моей шее кожаный ошейник казался тяжелее, чем когда-либо за долгое время, пока я наблюдал, как она приближается.

Будь я свободен, я бы уже был на ней. Я мог бы подчинить ее себе и узнать, как она поступит, когда окажется в такой ситуации. Пошатнется ли ее уверенность или расцветет?

— Ты хороший котенок? Или такой, который переворачивается, чтобы я почесала его животик, а потом набрасывается на мою руку, как чертов псих? Когда-то я знала такую кошку. Ее звали Сьюзан. Это имя должно было меня предупредить. Чертова Сьюзан. — Слова, слетающие с ее полных губ, были пропитаны грехом, а ее голос был хриплым, но сладким, как мед. Это был тот голос, которым я мог наслаждаться часами подряд. Мне было все равно, что она говорила, но она все еще говорила, и поскольку у меня уже несколько месяцев не было никаких разговоров ни с кем, кроме Найла, я обнаружил, что хочу слушать.

— Конечно, я должна была догадаться, что она маленькая сучка, потому что у нее был такой взгляд, понимаешь? Постой, о чем я спрашиваю? Конечно, ты понимаешь, ты же встречался с тем парнем наверху, у него точно такой же взгляд. Такой взгляд, который говорит: «Я-могу-убить-тебя-в-любой-момент, и вопрос только в том, когда».

Она запрокинула голову, чтобы посмотреть на потолок, и указала пальцем туда, явно имея в виду Найла.

Если она так легко разглядела тьму в нем, то, без сомнения, распознала бы ее во мне еще быстрее. Но не сейчас. Сейчас она была слишком любопытна, даже клетки и цепи было недостаточно, чтобы предупредить ее о моей натуре. Но я мог ее заверить, в том, что для того чтобы удержать меня взаперти, потребовалось не только это, но и нечто большее.

Мне было интересно, зачем она ему понадобилась и как долго это продлится, прежде чем ее крики окрасят эти стены. С таким голосом, я готов поспорить, кричит она прекрасно.

— Могу я увидеть твои глаза? — спросила она, посмотрев на меня и выйдя из круга света, окружавшего приятную часть комнаты, а затем вошла в тень, окружавшую меня и мою клетку.

Знала ли она, что входит в воду с акулой? Или она тоже была акулой?

Мой взгляд упал на ее босые ноги, когда она сошла с пушистого коврика, который лежал на полу рядом с кроватью, и шагнула на холодный бетон, и я еще больше нахмурился. Я хорошо знал, насколько холодный был этот пол. Я спал на нем каждую ночь, если, конечно, вообще спал. И каждое утро мне требовалось более часа тренировок, чтобы прогнать этот чертов холод из своих костей. Но она даже не вздрогнула, и у меня возникло ощущение, что ей не привыкать к холоду или подобным трудностям.

Так кем же она была?

— Я хочу знать, такой же ли у тебя взгляд, Мертвец.

Я чуть не отреагировал на это прозвище. Оно было удивительно подходящим. Я действительно чувствовал себя здесь мертвым, как пустой, забытый призрак человека, которым я когда-то был, но, возможно, она собиралась воскресить меня. Я, конечно, давно не привлекал внимания такой красивой женщины. На самом деле, я не мог вспомнить, чтобы я когда-либо видел кого-то, кто так основательно пленил меня, как это существо.

Soy hombre muerto. Я мертвец. Но, возможно, ненадолго.

Она не переставала приближаться, подошла прямо к решетке моей клетки и обхватила пальцами холодное железо, глядя на меня в темноте.

Я не двигался, мой пристальный взгляд жадно блуждал по ней, упиваясь ее загорелой кожей и манящим звуком