Полукровка - С. И. Вендел

— Я потерял Дарраха.

Она подошла, чтобы помочь ему обыскивать камни и корни. Они пошли по разным тропинкам вокруг рощи, воркуя и зовя щенка.

Сорча была благодарна за передышку. Она беспокоилась за енота, но ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями, и она подозревала, что Орек чувствовал то же самое. Ее грызло беспокойство, но нервы успокоились, и когда она обогнула деревья, тошнотворное чувство покинуло ее желудок.

Она проигнорировала избитого и окровавленного работорговца, хотя и заметила, что его грудь все еще поднималась и опускалась. Она прошла мимо, не обратив на него больше внимания. Она спасла ему жизнь, не позвав Орека, и знала это в глубине души. Человек, который продал кого-то другого в рабство, не заслуживал от нее большего сострадания. Если он выживет, прекрасно. Если животные доберутся до него раньше, чем он придет в себя… будь что будет.

Эта холодная мысль потрясла ее меньше, чем, возможно, следовало бы.

Орек вздохнул с облегчением, и Сорча оглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как он наклоняется, чтобы подобрать щенка с зазубренной груды камней. Енот радостно щебетал, пока Орек снимал листья и паутину с его меха.

Она не смогла сдержать улыбку, услышав, как он что-то бормочет щенку, извиняясь за то, что напугал и его тоже.

— У тебя было приключение? — спросила она Дарраха, почесывая его под подбородком.

Орек посадил его к себе на плечо, и щенок вскарабкался наверх со счастливым щебетом.

Ее спутник поднял свой рюкзак, но вместо того, чтобы закинуть его за спину, посмотрел на нее с застенчивым вниманием.

— Я никогда… ни о ком не заботился, — признался он.

Сорча кивнула, понимая, что он имел в виду нечто большее, чем Дарраха.

— Ты научишь меня драться?

Вопрос упал между ними со всей грацией свинцового груза. Густые брови Орека поднялись почти до линии роста волос.

Казалось, они просто продолжали удивлять друг друга.

— Я кое-что знаю, но то, как ты сражаешься… — она пожала плечами. — Кажется более эффективным.

Пока он потрясенно моргал, глядя на нее, она принесла свой собственный брошенный рюкзак. Переложив несколько разбросанных вещей, она взвалила его на спину, прежде чем снова посмотреть на своего спутника.

Он сглотнул и, покраснев, кивнул.

Улыбаясь, Сорча хлопнула в ладоши.

— Отлично. Нам нужно к реке, привести себя в порядок. И я думаю, стоит разбить лагерь пораньше.

10



Орек боролся с яростным румянцем, заливающим его лицо, держась неподвижно и задрав тунику. Сорча не спеша осматривала оставшуюся царапину на его боку, полученную от кабана.

Судьба, неужели минуло всего несколько дней? Казалось, что прошла целая жизнь с тех пор, как он откинул полог палатки и эта человеческая женщина ворвалась в его жизнь.

Он всегда быстро исцелялся, и сейчас рана выглядела так, будто начала зарастать, но Сорча настояла на том, чтобы нанести еще немного мази, прежде чем они приступят к урокам.

— Нужно убедиться, что рана не откроется снова, — сказала она. — Я бы не хотела причинить тебе боль во время нашего спарринга.

Он фыркнул, наслаждаясь ее дерзкой ухмылкой. Это сказало ему, что ее страх утих, и, возможно, она говорила правду после боя — сначала он напугал ее, но на самом деле она его не боялась. Он совсем не хотел пугать ее.

Ей нечего меня бояться. Я никогда не причиню ей вреда. Никогда.

Он был потрясен сражением двухдневной давности больше, чем Сорча. Эти работорговцы были неряшливыми бойцами, слишком уверенными в себе из-за численного превосходства. Даже потерявшись в своей ярости берсерка, он не увидел в них особой угрозы. Он отразил столько нападавших сородичей-орков и остался жив, что не был удивлен, почему кабану удалось нанести больше урона, чем любому из работорговцев.

Нет, его потрясла сама интенсивность ярости его зверя. Даже сражаясь за свою жизнь с противниками-орками, он никогда не терял себя в этой ярости. Его собственническое чувство к этой человеческой женщине разбудило зверя, спавшего внутри, и теперь, когда тот проснулся, все его внимание было сосредоточено на ней.

В ту первую ночь после нападения Орек лежал без сна, слушая, как она дрожит и стонет во сне. Звуки терзали его, затрагивая то, о существовании чего он и не подозревал. Мягкие, отчаявшиеся существа, которых хотелось успокоить, защитить, о которых хотелось заботиться.

То, что он понятия не имел, как сделать. То, что так непривычно его разъяренному зверю, который огрызался при виде угрожающей ей опасности. Они были такими разными, эта обжигающая ярость и нежная тоска, но исходили из одного и того же места внутри него, из центра груди, где билось сердце.

То же самое чувство возникло, когда она провела кончиками пальцев по его коже, скользкими от мази. Ее медленные, обдуманные прикосновения направили ощущения прямо к члену, давая ему чертовски мало возможности скрыть, как сильно он хотел, чтобы она прикоснулась к нему везде.

Его румянец стал еще ярче, и он задался вопросом, чувствует ли она его жар.

Но нет, она сосредоточенно склонила кудрявую голову и не обращала внимания на его сладкие мучения.

Орек стиснул зубы, вонзив клыки в десны.

Он редко испытывал ярость, подобную той, которую обрушил на работорговцев. Это было похоже на то, как он находился вне себя, наблюдая за собственной битвой, но он не был безмозглым зверем, отбивающимся от работорговцев. Нет, он был холодным, злобным убийцей.

И он ни о чем не жалел. Не тогда, когда это обеспечивало безопасность Сорчи.

Это все, что имело значение.

Это, и то, что она его не боялась.

Сорча не казалась испуганной, когда, наконец отступила, чтобы осмотреть свою работу. Она одобрительно кивнула и вытерла руки тряпкой.

— Только не перенапрягайся, — сказала она.

Когда он весело фыркнул, она изогнула одну из своих умопомрачительных бровей.

— Не буду, — пообещал он в хорошем настроении.

Дерзкая ухмылка вернулась, и Сорча неторопливо отошла, чтобы взять свой кинжал. Покачивание ее бедер притягивало его взгляд, гипнотический ритм заставлял забыть, что он может снять тунику.

В груди сжалось, и на него нахлынуло ощущение, мало чем отличающееся от прежней ярости берсерка. Но это был не гнев, не ярость и даже не простая похоть. Сладкое и густое, как сироп, тепло разлилось по нему, мягкое, как кончики пальцев. Кончики ее пальцев.

Зная Сорчу всего несколько дней, Орек уже был так… привязан к ней.