Я не играю по правилам - Екатерина Аверина

У подъезда Мир помогает мне выйти из машины и больше не отпускает руку до самых дверей. Вечерний свет падает на его лицо, рисует резкие тени, и он еще больше становится похожим на дикого хищника.

— Доброй ночи…? — полувопросительно произносит Волчонок, крепче сжимая мои пальцы в своей горячей ладони.

— Доброй ночи, — шагаю к нему, подаюсь вперед и мажу губами по скуластой щеке.

Он резко дергает головой и ловит мои губы своими. Поцелуй получается жестким, требовательным и жадным. А еще ревнивым и горячим.

— Спасибо, что проводил, — глажу по его влажным губам, когда он отстраняется.

— Не за что, — рывком притягивает меня к себе, обнимает.

И вот, это тот самый момент, когда все становится хорошо. Мне тепло, мне надежно. Я слышу, как бьется его мощное, живое сердце, наполненное силой и уверенностью. Сжимаю в кулачках толстовку на его спине и дышу его запахом, смешавшимся с городом и весной.

— Мы обязательно завтра поговорим, — еще раз обещаю Миру. — Сегодня был морально сложный день.

— Я понял. Хорошо. Напиши мне, как поднимешься в квартиру, — удивляет он своей просьбой.

— Ты серьезно? — вырывается у меня, а по глазам вижу, что да, он серьезно. — Я напишу, — целую его в щеку и сбегаю в подъезд, пока этот вечер не перетек в еще одну совместную ночь, а мне эта ночь нужна, чтобы собраться с силами и дать отпор всем обстоятельствам, которые ждут меня уже завтра утром.

А утро начинается с очередной порции тревоги в груди. Я просыпаюсь до будильника, лежу с открытыми глазами, слушая, как капли стучат в подоконник. Похоже, на улице небольшой дождь. Смотрю в потолок, вжавшись в подушку, и чувствую, как что-то надвигается. Знаю это ощущение. Это не просто беспокойство, это ожидание бури. Мама в сочетании с ядовитым бывшим — тот еще коктейль.

Ладно. Прорвемся!

Быстро привожу себя в порядок и еду на вокзал, куда вот-вот прибудет автобус из соседнего города, где остался работающий на юге аэропорт. Наш закрыт на ремонт уже довольно долго. Людям приходится тратить несколько часов жизни, чтобы добраться до своего самолета.

Таксист привозит меня к вокзалу как раз в тот момент, когда пассажиры выгружают свои вещи. Я легко нахожу спину бывшего мужа. Выдернув сумку из багажного отделения, он оглядывается и улыбается мне так, что хочется выбить ему зубы.

— Здравствуй, — продолжая радостно светиться, он ставит сумку возле меня. — Сейчас заберу твою маму из автобуса и вернусь.

Он помогает ей выйти, а я сразу замечаю, что долгий перелет и поездка в автобусе дались матери непросто, но, видимо, что-то ее подтолкнуло. Или кто-то. И этому кому-то что-то от меня надо.

Мама благодарно кивает Егорову, расстегивает верхние пуговицы легкого пальто. Ее бледное лицо выражает привычное недовольство всем, что ее окружает.

— Привет, мам, — приобнимаю ее и тут же отстраняюсь.

— Ты выглядишь уставшей. Ты вообще спишь? Или теперь ночами с кем-то по ресторанам расхаживаешь? — отчитывает меня. На это у нее всегда есть силы.

— Я работаю, — спокойно отвечаю, сдерживая раздражение.

Подростком я огрызалась, спорила, обижалась, а когда стала старше, поняла, как это работает. Чем меньше обращаешь внимание на такие выпады, тем быстрее они стихают. Нет, тогда появляется обвинение в том, что я ее не слушаю или уделяю мало внимания, но я могу напомнить, что именно я занимаюсь ее здоровьем и срываюсь за тысячи километров, когда ей становится плохо, а не ее любимый Егоров, который, к слову, живет с ней в одном городе.

В общем, я выросла, и поняла, что мама у меня одна, другой не будет, и конечно я не брошу ее, когда она болеет, но и влиять на свою жизнь не позволю. Так что на ее ворчание я не обижаюсь, оно просто иногда страшно раздражает. Особенно сейчас, когда мои эмоции и так в раздрае.

— Ну да… — мать недовольно поджимает губы, не получив от меня нужных эмоций.

Вызываю для нас новое такси. Честь загрузить в него вещи оставляю Егорову. Должна же быть от него хоть какая-то польза.

По пути домой мама успевает раскритиковать водителя, радио в машине и мою попытку сменить тему. Тогда я привычно отключаюсь от ее ворчания и смотрю в окно на вновь накрапывающий дождик.

В моей небольшой прихожей приходится немного потолкаться, что, конечно, матери тоже не нравится, ведь она так устала с дороги. Так смешно. Будто наша с ней квартира была больше.

Егоров заносит вещи в комнату и сваливает на кухню, а мама с важным видом делает обход ревизора по квартире.

— Мало света. А цветы где? Ты же медик, Вика. Ты должна знать, что цветы — это кислород. Чем ты дышишь? Пылью? Мне тоже придется дышать пылью? Мне нельзя, у меня нет здоровья…

— Мам, просто сядь, пожалуйста, — прошу ее, слегка надавив интонацией. — Я сняла тебе квартиру в соседнем подъезде. Там есть цветы и отличный балкон.

— То есть как? Я не успела приехать, а ты уже решила от меня избавиться?

— Просто я взрослая девочка, мам, и у меня есть своя жизнь, у меня свой график. А тебе будет комфортно там, и я буду рядом, — разъясняю ей.

— Ты мужика себе завела что ли? — усмехается Егоров, всем своим видом показывая, что не верит в это.

По его мнению, он был единственным благородным представителем рода, который снизошел до меня, и больше никто никогда на меня не позарится. Тем более детей у нас не получилось. Не доходит до него, что это с ним не получилось. Именно с ним!

— Признавайся, Вик, — посмеивается бывший муж.

— Отвали, а, — вздыхаю я, совсем невежливо посылая его, как частенько выражаются дети в нашем клубе.

— Я только приехал, — скалится Егоров. — Маму тебе привез, а ты мне даже «спасибо» не сказала.

— Ты же приехал не просто так. Что тебе нужно? — Смотрю на часы. Как бы на работу не опоздать.

— Вот так, с дороги и сразу к делам? Ты иди, я присмотрю за мамой. Мы еще успеем поговорить.

Закатив глаза, иду в прихожую, вынимаю ключи от арендованной квартиры. Их привезли