Я не играю по правилам - Екатерина Аверина

— Ты покраснела? — дразнит Мир.

— Еще чего! — выше поднимаю подбородок.

Он смеется, забавно сморщив переносицу и прищурив глаза. Я откусываю небольшой кусочек от шарика мороженого. Сладость заполняет рот, а затем ее заменяет наглый язык одного бесстыжего Волчонка. Я только и успеваю, что схватиться за его плечо при резком рывке. Он продолжает посмеиваться, коварно кусая мои губы.

— А фисташковое ничего. Вкусно, — заявляет Мир, с улыбкой глядя мне в глаза.

У него хорошее настроение сегодня. Он вытащил этот матч своим финальным голом. Теперь дразнит меня, все время смешит и тискает. Забирает прямо у меня изо рта еще один кусочек мороженого. Гоняет его во рту с довольным лицом.

— Третьяков, а как же диета? — строго смотрю на Мира, стараясь не рассмеяться. Он такое выражение лица состроил, как будто вместо десерта получил оргазм.

— Накажешь меня? — шепчет, склонившись к уху.

По шее вниз стремительной волной несется жар, раскрывается, вспыхивает внизу живота огненным цветком, и грудь словно становится тяжелее, а воздух вокруг нас гуще.

Кончик влажного языка касается мочки. Его губы прокладывают дорожку по шее, касаются щеки, моих губ. Совсем легко, но очень чувственно.

Губы сменяет большой палец. Мир гладит мою нижнюю губу и неотрывно смотрит в глаза. А в его глазах бездна, темная, бездонная и манящая. В ней легко утонуть, и я теперь точно знаю, что мне это понравится.

— Пойдем ко мне, — просит он. Трется кончиком носа о щеку, впившись пальцами мне в талию так, словно боится, что я сейчас исчезну. — Вик, — хрипло произносит мое имя, — пойдем.

— Третьяков, ты…

— Не могу без тебя. Ты нужна мне, — шепчет Мир.

— … манипулятор! — заканчиваю свою фразу.

— Только совсем чуть-чуть, — довольно улыбается он. — Пойдем?

— Пойдем, — сдаюсь, опустив взгляд и кусая губы.

Он берет мою руку в свою теплую ладонь, уверенно сжимает и ведет за собой через одну улицу, другую, третью, мимо нашего Дворца спорта, через дорогу, в арку и вот уже открывает дверь подъезда, где клуб снимает для него квартиру.

Мы влетаем в его прихожую как пара подростков, у которых, наконец, появилась возможность остаться наедине. Мир захлопывает за собой дверь, бросает ключи на полку и поворачивается ко мне с таким выражением лица, что у меня перехватывает дыхание.

— Сейчас, — шепчет он и целует. Губами, языком. Так, будто хочет выпить меня до дна, стереть все, что было до него, и переписать заново.

Он сегодня особенно жадный и дерзкий. Его руки врываются под мою куртку, снимают, подцепляют край кофты, стягивают через голову. Пальцы уже на голой коже, и я горю. Сама расстегиваю его толстовку, ныряю ладонями под футболку, скольжу по напряженному животу, груди, шее. Мой Волчонок умопомрачительно пахнет мятой и ранней весной. Его запах и все происходящее безумие кружит голову.

— Стол или диван? — хрипло спрашивает он, возбужденно глядя мне в глаза.

— Да хоть подоконник, — выдыхаю я, хватая его за футболку и утаскивая вглубь квартиры.

Он прижимает меня к стене на кухне, его дыхание сбивается. Я ощущаю, как быстро колотится его сердце, и вижу в его глазах голод, нетерпение, но при этом сдержанность. Его губы не просто целуют, они жадно ловят каждое движение, каждый мой выдох.

Мир приподнимает меня за бедра, усаживает на край стола, скользит ладонями по бедрам. Губы жадно ищут мои. Мы теряем одежду слой за слоем, забыв обо всем, кроме желания быть вместе в это мгновение. Я вижу, как дрожат его пальцы, как напрягается тело, как он дышит чаще, тяжелей.

Мой голодный Волчонок…

Его язык касается моей груди. Оставляет влажный след на коже.

Так хорошо. Черт…

Он обхватывает губами сосок, тянет, резко отпускает. Со стоном сжимаю пальцы в его коротких волосах, и слышу, как он выдыхает что-то тоже очень похожее на тихий стон.

Мир гладит мои бедра, разводит их шире и опускается на колени. Мое дыхание перехватывает от прикосновения его горячего языка к чувствительной коже между ног. Он двигается осторожно, но уверенно, и я уже не могу думать. Только чувствую, как тело наполняется удовольствием, как пульсирует, откликаясь на его ласки. Цепляюсь за край стола, выгибаюсь, стискиваю зубы, чтобы не закричать. Всхлипываю, дрожу. Волчонок поднимается, целует меня, и переносит на подоконник.

— Как заказывала, — пьяно улыбается влажными губами.

Его руки перехватывают меня под коленями, он прижимает меня к себе, входит резко, горячо, до упора. Я вскрикиваю, а он застывает, целует в шею, ждет. Его забота, внимание и контроль сводят меня с ума.

— Все хорошо, — успокаиваю его.

Стоп-кран срывает. Он двигается внутри меня быстро, жадно, а потом замедляется, смотрит в глаза и плавно целует, явно растягивая удовольствие, но терпения у Волчонка остается все меньше.

Он переносит меня на диван. Я слышу, как его дыхание срывается. Смотрю, как распаковывает презерватив. Он делает это чертовски сексуально. Мое тело горит от предвкушения и…

… медленное движение бедер. Затем резкий рывок. Снова медленно. Рывок… Боже!

Дышать становится совершенно нечем. Мир больше не останавливается. Его пальцы вдавлены в мое бедро. Он поднимает мою ногу выше. Меняет угол движения, склоняется ниже, давит, целует шею…

Смотрит в глаза, едва приоткрыв рот от глубокого, частого дыхания. Тянусь к его полным губам, провожу по ним языком…

Мир кончает с моим именем на губах, а я замираю под ним, чувствуя, как от удовольствия пульсирует его тело.

Когда дыхание успокаивается, он встает, берет меня на руки и несет в ванную. Душ немного остужает кожу. Мы медленно целуемся, словно пьяные оба. Смеемся, намыливаем друг друга его гелем для душа. Бесстыжие ладони намеренно касаются всех чувствительных зон на моем теле.

Мир опускается на корточки, целует мой живот и медленно поднимается наверх. Я касаюсь губами его шеи, глажу сильные плечи. Нам хорошо вместе, этот факт невозможно отрицать.

Смываем с себя пену. Волчонок заботливо заворачивает меня в полотенце и несет обратно на диван. Ложится рядом, но нам неудобно, и он перетаскивает меня на себя. Накручивает на палец мокрую прядь волос.

— Только не говори, что собираешься уйти, — произносит с тоской в голосе.

— Мне правда нужно, — глажу его по щеке. Он машинально тянется за этим прикосновением и мне становится грустно.