Барс. Взрыв мозга - Лана Александровна Ременцова

Воздух здесь был густым и сырым, пропитанным запахом земли и чего-то древнего, почти забытого. Луч фонарика беспокойно метался по стенам, выхватывая из темноты причудливые наросты сталактитов и сталагмитов.

Каждый шаг отдавался эхом, усиливая ощущение одиночества и тревоги. Он чувствовал, как холод проникает сквозь одежду, обжигая кожу. С каждым метром, углубляясь в недра земли, оставлял позади мир, полный света и жизни, погружаясь в царство тьмы и тишины.

Наконец, ноги в белых запыленных кроссовках коснулись ровной поверхности.

Огляделся. Вокруг простирался огромный зал, потолок которого терялся в непроглядной тьме. Луч фонарика едва пробивал этот мрак, рисуя на стенах танцующие тени. Впереди виднелся справа узкий проход, а слева широкий, манящий бежать именно туда.

Дыр – крупный. Вряд ли он прошёл по узкому проходу. Скорее всего, этот – широкий. Возможно, Вилика там?!»

Сделав глубокий вдох, он двинулся вперёд: туда, куда звало сердце, и говорила логика.

«Держись, девочка. Я иду. Если он тронет тебя, я оторву ему член, заставлю сожрать! Вилика, малыш, я влюбился в тебя, как идиот. Ты – сама того не понимая как – захватила моё сердце и крепко держишь его. Рыженькая бестия. Любимая бестия».

Тут Барс услышал её стон и хрипы Дыра. Он позеленел, а через миг побагровел, желваки заходили ходуном, глаза налились кровью, как у быка, кулаки сжались. Фонарик в руке хрустнул и потух. Хотя в этой части пещеры он уже и не нужен был, везде горели свечи. Пару дюжин освещали, как дневные лампы. Дыр был голым и сидел на каменной кровати между стройными ногами Вилики. Барс успел! Он ещё не вошёл в неё, только лапал нежную плоть. Кулак парня в кожаных обрезанных перчатках врезался тому в голову. Да с такой силой, что крупный мужчина слетел, как мешок с дерьмом, на пол и довольно-таки сильно ушибся. Вилика, увидев любимого, округлила глаза до предела. Лицо мгновенно приобрело три одновременные мимики: мольбу, стыд и восхищение.

«Барс!.. Ты… спас меня! Ты… мой рыцарь. Моя любовь!» – носилось у неё в голове.

А рядом происходил сумасшедший бой. Она знала, что Барс – мастер боевых искусств, и ему не составит труда отлупить Дыра. Но, к её изумлению, и тот дрался как зверь. Похоже, тоже занимался какой-то борьбой. Ей приходилось только ждать и волноваться. Неудобно находиться в таком постыдном положении: обнажённая и связанная, с кляпом во рту, с широко распахнутыми глазами. Два силуэта маячили в свете многочисленных свечей. Вокруг – тишина, лишь редкие капли, падающие в соседней части пещеры нарушали тишину. Они дрались как два разъярённых тигра. Барс, подтянутый и уверенный, первым нарушил тишину:

– Ну что, скотина, готов ответить за свои действия? – в его голосе звучала сталь, смешанная с ненавистью.

Дыр, напротив, казался более напряженным, но его глаза горели решимостью.

Они разошлись на миг, вернее, отпрыгнули друг от друга.

– Я всегда отвечаю за свои действия! Вы припёрлись на мою землю. И девка – дочь Маржина. Он теперь мой раб с его высоким интеллектом, и она будет моей.

– Мразь! Девочка и так настрадалась.

Вилика простонала от слов об отце.

Барс понял это и приготовился снова к бою.

– Где Маржин?

– Там, где ты его никогда не найдёшь. Мальчишка!

Их поединок продолжился – это была не просто драка, а битва принципов, столкновение мировоззрений. Они – типичные представители своего поколения, амбициозные и целеустремленные, привыкшие добиваться своего любой ценой. Но за внешней уверенностью Дыра, несмотря на возрастную зрелость, скрывается уязвимость и страх. Страх потерять лицо, оказаться слабее, не добиться своего.

Удар одного. Удар другого – и тишина взорвана хрустом костяшек. Ярость, накопившаяся за последние дни, вырвалась наружу. Удары сыпались градом, но оба держались, не желая уступать. В каждом движении – боль и злость. Двое мужчин, как два разъяренных медведя, сошлись в тесной пасти пещеры. Воздух, спёртый и влажный, дрожал от их яростного дыхания, от хриплых выкриков, что эхом отдавались от сырых каменных стен. Один, будто выкованный из стали, с лицом, изборождённым шрамом, как карта пережитых битв, обрушивал удары, подобно молоту, на своего противника. Другой, гибкий и ловкий, как пантера в тени джунглей, уклонялся от этих сокрушительных атак, выжидая момент для смертельного броска.

Каждый удар – это вспышка молнии, разрывающая мрак. Каждый выдох – проклятие, сорвавшееся с губ обречённых. Земля под ногами дрожала, а незримые искры от столкновения их живого оружия: кулаков и ног, разлетались в разные стороны. В глазах обоих горел неистовый огонь, огонь ненависти, огонь жажды победы, огонь – забрать эту пленницу, огонь, способный испепелить всё на своём пути.

– Я сверну тебе шею молокосос! – рычал Дыр, будто древний пророк, предрекающий неминуемую гибель.

– Закрой пасть горилла! – отвечал другой, как демон из преисподней, чей голос тоже пропитан ненавистью.

Битва продолжалась, будто вечность. Время застыло в этой пещере, превратившись в густую, липкую массу, обволакивающую дерущихся. Они сражались, не щадя ни себя, ни противника, как две половинки одного целого, обречённые на вечное противостояние, на вечную борьбу света и тьмы, добра и зла. Их ярость была подобна урагану, сметающему всё на своём пути. Их ненависть была подобна чёрной дыре, поглощающей всё живое.

И лишь эхо их битвы, как похоронный звон, разносилось по пещере, напоминая о том, что в этом мире нет места милосердию, нет места прощению, есть лишь вечная борьба за выживание, за право дышать, за право на существование, за право забрать Её. И кто выйдет победителем из этой схватки, останется загадкой, погребённой под толщей веков, под слоями земли и камня, в этой тёмной и мрачной пещере, ставшей ареной для битвы двух смертных, чья ярость превзошла все мыслимые пределы.

Драка продолжалась, пока один из них не упал, обессиленный и поверженный. И этим поверженным оказался Дыр.

Барс сразу кинулся к любимой, разрезал путы, оставившие багровый след на её тонких запястьях и лодыжках. Снял с себя рубашку и помог надеть на неё. Обнял, прижал к груди, погладил по голове и прошептал:

– Прости…

– Спасибо, что успел, – её шёпот обласкал его и взбесил поверженного Дыра, сидящего на полу в каком-то душевном отчаянии.

– Вам не выбраться отсюда, – проскрежетал. – И Маржина вы не найдёте, и истлеете здесь от голода.

– Что ты несёшь? – бросил Барс короткий взгляд на него.

Тот злобно оскалился, превозмогая боль в лице от нанесённых им ударов.

– А что ты думал, здесь обычная пещера? Я – хозяин Доконга. Тут везде всё создано по моим разработкам. Вошёл легко, а теперь хрен выйдешь. Вход заблокирован.

Барс усмехнулся, в его глазах вспыхнул ледяной огонь. Он отстранился от любимой, оставляя её в тепле своего взгляда, будто в коконе уверенности. «Твои разработки» – лишь жалкие потуги комара перед ураганом, – процедил, поворачиваясь к Дыру. Его фигура налилась опасностью, как у хищника, готовящегося к прыжку.

– Ты думаешь, твои хитросплетения смогут удержать меня? Я – Барс, и для меня нет преград, кроме тех, что я воздвигну сам.

Дыр попытался подняться, но боль пронзила его тело, как стая голодных крыс. Его лицо исказилось в гримасе поражения и злобы.

– Ты пожалеешь о своих словах, когда голод начнёт пожирать ваши кишки, а мрак сведёт с ума, – прохрипел. – Здесь нет надежды, только агония и забвение.

Барс презрительно фыркнул.

– Надежда – это не место, это состояние души. И пока она жива в нас, никакая тьма не сможет нас поглотить.

Он подошёл к стене, ощупывая холодный камень. Его гибкие пальцы двигались быстро и уверенно, будто он читал невидимую карту.

– Твои ловушки – всего лишь детские игры для того, кто не привык танцевать на лезвии ножа.

Вдруг, под его рукой что-то поддалось, и стена задрожала. За ней открылся узкий лаз, в котором едва мог протиснуться человек.

– Вот и выход, – проговорил Барс, с торжеством глядя на Дыра. – Твоя «непроходимая» пещера оказалась не такой уж и неприступной.

Он подхватил любимую на руки, как драгоценную ношу, и шагнул в темноту, оставив поверженного врага во власти его собственного отчаяния. Эхо шагов парня затихло