Жаркое соперничество - Рейчел Рид

Уже несколько часов он был на взводе, с набухшим членом и гудящий от возбуждения. Он выпил несколько бутылок пива — больше, чем обычно позволял себе, и все его мысли концентрировались лишь вокруг желания поскорее кончить.

Он видел, как Розанов улизнул с вечеринки несколькими минутами ранее. Не заставило себя ждать и сообщение с цифрами номера в отеле. Они не перекинулись даже словом с тех пор, как поочередно вышли из туалета за кулисами.

Розанова назвали игроком года, он победил. Разумеется, он победил. И теперь Шейну предстояло выяснить, чего именно он от него хотел.

Они пробовали... все? Шейн был уверен на тот момент, что да. Минет: засчитано. Руки: конечно. Трахались: да, но Шейн был только снизу. Он представить не мог, что Розанов захочет это изменить. Во всяком случае, надеялся, что нет.

Он отправил Розанову сообщение, подходя к двери, и услышал, как та щелкнула, открываясь прямо у него перед носом. Он быстро зашел внутрь.

Розанов снял огромный номер в отеле с казино, где проходила церемония награждения НХЛ. Он стоял посреди гостиной, наполовину раздетый. На нем оставались только гладкие черные брюки и частично расстегнутая рубашка. Ступни были босыми. Шейн снял галстук-бабочку, сунул в карман и расстегнул пару верхних пуговиц собственной рубашки.

— Пришел поздравить меня? — поинтересовался Розанов.

— Наверно.

Розанов развел руки в стороны, будто молча намекая: «Ну и?»

— Поздравляю, — бесцветно произнес Шейн.

— Спасибо. А теперь раздевайся.

Шейн надеялся, что Розанов поможет ему с этим процессом, но повиновался, аккуратно складывая каждый предмет одежды на спинку дивана. Сам Розанов не стал дальше раздеваться. Он прислонился к стеклянному столу и, скрестив руки, просто наблюдал за Шейном.

— Может нам лучше... я к тому, что здесь есть окна.

Том было много огромных окон.

— Мы на шестнадцатом этаже.

— Да, но...

Розанов оттолкнулся от стола и жестом поманил Шейна за собой в спальню.

Шейн оставался в одних трусах. Когда он зашел в спальню, Розанов уже задергивал шторы на окнах.

— На кровать, — приказал он, не удостоив его взглядом.

Шейн изо всех сил постарался выглядеть непринужденным и расслабленным на огромной кровати, как будто не нервничал чертовски, гадая о том, что задумал Розанов. Он предположил, что тот присоединится к нему на кровати, но вместо этого Розанов вышел из комнаты.

Его не было очень долго. Вернувшись наконец, он сел в кресло у стены напротив кровати и сделал глоток из стакана с прозрачной жидкостью, который держал в руках.

— М-м... Я впечатлен этим отелем. Эту водку не так-то просто найти.

— Окей, — нетерпеливо отозвался Шейн.

— Потрогай себя.

— Что?

— Покажи мне. Хочу посмотреть на тебя.

— Ты... что?

— Это моя особенная ночь, Холландер. Я хочу посмотреть на тебя.

Шейну показалось, что у него покраснело не только лицо, но и все тело.

— Я... я никогда...

Розанов усмехнулся.

— Я и подумал, что, скорее всего, нет. Так что... — он взмахнул свободной рукой, — покажи мне. Как ты трогаешь себя, Шейн Холландер.

Блядь.

Шейн хотел было возмутиться, но, поскольку трусы совершенно не скрывали того, как увеличился его член за последнюю минуту, счел, что любые аргументы окажутся неубедительными.

— Тогда налей мне немного водки, — попросил он. — Я слишком трезв для этого.

Розанов покачал головой.

— Нет. Водки ты сможешь выпить после. В качестве вознаграждения.

— Блядь. Ты.

Розанов рассмеялся.

— Отличная водка! Да ладно тебе. Посмотри на свой несчастный член, Холландер. Удели ему немного внимания, да? — Шейн метнул в него испепеляющий взгляд, но Розанов лишь скрестил свои длинные ноги в лодыжках и откинулся в кресле, устроившись поудобнее. — Закрой глаза, — предложил он. — Представь, что ты один. Как ты начнешь?

Шейн выдохнул и закрыл глаза. Стараясь не обращать внимания на ухмыляющегося русского в углу, он положил дрожащую ладонь на живот и стал медленно поглаживать кожу.

Услышав, как Розанов пошевелился в своем кресле, он слегка скривил губы: возможно, он все-таки обладал какой-то властью.

Он медленно и целенаправленно помял выпуклость на своих боксерах. Издав протяжный, бесстыдный стон, он спустился ниже и погладил яйца.

Если Розанов хотел шоу, то он, блядь, его получит.

Несколько минут он ласкал себя через ткань трусов, стараясь подчеркнуть контуры эрегированного члена. Он уже чувствовал, что ему это начинало нравиться, неловкость отошла на второй план.

Он открыл глаза и посмотрел в лицо Розанову, взгляд которого был прикован к промежности Шейна, а губы приоткрыты.

— Ну же, Холландер, — произнес тот бархатным голосом. — Покажи мне.

Шейн приподнял бедра, поддел резинку трусов и стянул их до бедер. Его член вырвался на свободу, твердый и блестящий.

— Дрочи его, — приказал Розанов. — Постарайся кончить, я хочу на это посмотреть.

Шейн заключил член в ладонь, но вместо того, чтобы начать дрочить, несколько раз погладил подушечкой большого пальца отверстие на головке.

— В тумбочке есть смазка, — сообщил Розанов. — Рядом с кроватью.

— М-м. Принеси ее мне. Вот. Пошел ты, Розанов.

Он без возражений поднялся, достал флакон со смазкой и протянул его Шейну, но тот не успел его забрать. Розанов отдернул руку. Заметив полный негодования взгляд Шейна, он с улыбкой бросил флакон на кровать.

— Хочешь узнать, — спросил Розанов, усаживаясь обратно в кресло, — каково это?

— Ты про ощущения?

Он наклонился вперед, хищно усмехнувшись.

— Про кубок. Хочешь узнать, каково это — держать в руках Кубок Стэнли?

— Да пошел ты нахуй.

Розанов рассмеялся.

— Я все равно не смогу это описать. Невозможно.

— Скоро я сам это узнаю, — проворчал Шейн.

— Разумеется. А теперь покажи мне, как ты тащишься, Холландер.

Эта просьба была почти милой, подумал Шейн. Заботливой. Он снял и отбросил трусы, схватил флакон и, как в порно, пролил смазку сразу на член.

Если Розанов думал, что Шейн станет трепаться во время этого занятия, то он плохо знал Шейна. Едва ли тот произнес даже два слова.

Шейн совершал медленные, ленивые движения ладонью. Он снова закрыл глаза и позволил удовольствию проникнуть каждую клеточку тела. Левой рукой он потянулся к яйцам и стал перекатывать их в ладони, выгибаясь дугой, громко дыша и стоная.

Он приоткрыл один глаз, задумавшись, не принялся ли Розанов тоже трогать себя. Оказалось, что тот просто наблюдал, но с явным