Нежеланная императрица, или Постоялый двор попаданки - Ксения Мэо

мраморные ступени и подол платья. Моего платья. Я судорожно сжимаю юбки в побелевших кулаках, силясь повыше поднять подол, чтобы не путался в ногах, и бегу куда-то. Сердце дубасит в ушах набатом. А потом вдруг все темнеет.

И в этот момент я выныриваю из видения. Вся в поту, со лба течет. Меня трясет от жуткого озноба, и суставы крутит как при гриппе. Свет тусклой свечи свербит в глазах.

Ушей касается голос Бетти.

— Госпожа, вы в порядке? — спрашивает она обеспокоенно.

Что-то не так. Я прикасаюсь пальцами к лицу, на подушечках остается мокрое и теплое. Густое. Опускаю глаза и вижу, что платье густо залито кровью, которая, похоже, несколько минут обильно текла из носа.

— Со мной все отлично, Бетти, — стараюсь дышать как можно реже. — Надо только кровь остановить. А так… я только что узнала что-то очень важное.

33

Из найденных в своих вещах белых платочков скручиваю турунды и затыкаю ими ноздри, запрокидываю голову назад. С подоконника беру остывшую плошку и прикладываю к носу. У меня никогда не было носовых кровотечений, но в студенческие годы от них страдала моя подруга. Она всегда делала так при очередном приступе.

Я в раздумьях, стоит ли делиться с Бетти откровением. Не знаю, как долго сижу в полной тишине с запрокинутой головой, но вскоре слуха касается равномерное сопение. Решаюсь поменять положение и смотрю на источник звука. Моя бедная фрейлина уже спит. То ли просто заскучала, то ли ослабленный организм потребовал отдыха.

Равномерное, спокойное дыхание вселяет в меня надежду, что Бетти стало лучше. Трогаю рукой ее лоб и с радостью понимаю, что жар и лихорадка отступили. Мой организм тоже требует отдыха.

Готовясь ко сну, прокручиваю в голове разблокированные воспоминания Аделины. Чьи голоса она слышала? Кто решил захватить власть? И как? А еще меня удивляет, как же Ее Величество торопилась предупредить мужа. Заходящееся от волнения сердце, дрожь в руках, сбившееся дыхание — тело помнит страх и тревогу за супруга. Выходит, Аделина его любила? И судя по ощущениям тела, изо всех сил спешила предостеречь благоверного. И как он мог поверить, что она променяла его на кого-то другого? Невозможно поверить в ее предательство.

Но фрагментов пазла для полной картины явно недостаточно… Надо вспомнить больше. Но как ни силюсь, ничего не выходит. Придется снова идти к Элизе.

Когда сонную тишину над Зеленой разрывает крик петуха, я не сплю. Круговорот мыслей и возбуждение от близости разгадки не дали отключиться и погрузиться в забытье. Встаю разбитая и толком не отдохнувшая.

С тоской разглядываю заляпанное кровью платье. Третий пошел. Этак у меня скоро совсем не останется чистой одежды. Переодеваюсь в новое платье. На этот раз светло-серое с нежными белыми кружевами и вставками. Проверяю Бетти. Девушка спит спокойным глубоким сном идущего на поправку человека.

Выскальзываю из комнаты. Таверна еще погружена в сон. Я проверяю развешанную сушиться еще день назад одежду. Она уже высохла, но вся покрыта пятнами всех оттенков грязного: от черного к коричневому через болотно-зеленый и тошнотно-синий. Тут чего только ни намешано: глина, жухлая трава, ржавчина. Признаться, не представляю, как реанимировать этот наряд.

Зато я хорошо знаю, что делать с пятнами крови. И для этого даже не надо греть воду! Кровь содержит белки, которые сворачиваются при повышенной температуре и крепко въедаются в волокна, зато при пониженной температуре они распадаются. Вуаля! Холодная вода и никакого мошенничества! А теперь завтрак!

Когда через час в кухню спускается Виктор, я уже растолкла картофельное пюре и добавила в него для сытости обжаренный лук и вяленое мясо, которое тяну из последних сил уже несколько дней. Кто-то из деревенских кумушек поделился горшочком с квашеной капустой. Витаминчики подъехали.

Сливаю воду от нее в отдельную миску, насыпаю туда муки, добавляю мед. Накрываю и убираю ближе к печи. Если всё пойдет как надо, получится опара для хлеба.

После завтрака Джейкоб вызывается покормить Бетти. В его огромных руках поднос с тарелкой и целебным отваром кажется игрушечным. Виктор идет к Розе. Я выдыхаю. И тут же слышу шаги на лестнице. Это не тяжелая поступь здоровяка Джейкоба и не медленные усталые шаги Виктора.

Бодрый топот, конечно же, принадлежит нашему постояльцу. Когда я, разбитая бессонной ночью и тяжелыми мыслями, выползаю в зал, Эгберт уже усаживается за стол. Встречает меня цепким взглядом.

— Что же вы, хозяюшка, совсем усталой выглядите? — вроде бы молодой человек проявляет заботу и внимание, но я не могу отделаться от ощущения, что вопрос с двойным дном и каким-то намеком.

Я не знаю, в чем Эгберт меня подозревает и подозревает ли вообще. Может, он просто любопытен от природы. И очень хочется поставить не в меру любопытного постояльца на место, но пока его денежки не перекочевали в кассу таверны, я буду сдержанна и вежлива.

— Служанки заболели, приходится всё самой делать.

Постоялец со знанием дела говорит:

— Вы их разбаловали. Вот они и болеют. В хороших домах прислуге спуску не дают, вот она такого себе и не позволяет.

Ох уж эти юные хозяева жизни! Всё-то они знают. Во всем разбираются. Но мне неприятны такие размышления и претят такие взгляды. Да и надменный голос, которым это сказано, вызывает лишь отвращение. Хочется оказаться подальше от молодого засранца, поэтому я сообщаю:

— Позвольте накормить вас завтраком. Я мигом, — и не дожидаясь ответа, иду на кухню.

Когда я беру нагруженный поднос и выпрямляюсь, с удивлением вижу, что Эгберт стоит в дверях кухни, привалившись к косяку и скрестив руки на груди. И при этом хищно меня разглядывает. Поймав мой взгляд, с ухмылкой говорит, кивая в сторону сушилки, где сохнет очередное платье:

— Вижу, наряды меняете с завидным постоянством.

Снова в голосе чудится намек на что-то предосудительное. Держу спину прямо и спокойным тоном парирую:

— Просто здесь с завидным постоянством идет дождь.

Подхожу и всучиваю ему в руки поднос с его завтраком:

— Спасибо за помощь! Вы невероятно добры. Как поедите — отнесите на кухню, пожалуйста.

Он слегка шокирован, но быстро справляется с лицом, обворожительно улыбается и с видом студента-мажора в вузовской столовке несет поднос на стол. Садится и с ухмылкой смотрит на меня. Я пожимаю плечами и, прежде чем скрыться в кухне, бросаю:

— В хороших домах, знаете ли, гостям тоже спуску не дают.

На этом наша словесная пикировка заканчивается.

Примерно через час