Жестокие игры - Диксон Уиллоу

— Потому что я скучал по тебе. — Он сдвигается и трется пахом о мой член.

Я понимаю, что он делает это не специально, но все мое тело реагирует так, как будто он только что упал на колени и умоляет меня снова трахнуть его в рот.

Возможно, я не люблю парней, но то, что произошло с Феликсом, было самым горячим, что я когда-либо испытывал, и это не имело ничего общего с тем, что я впервые играл с членом, который не был моим.

Эта часть оказалась гораздо менее странной, чем я думал. Прикасаться к нему, гладить его, не сильно отличалось от того, как я делал это с собой, но чувство власти, которое это давало мне, было на совершенно другом уровне.

Контролировать его удовольствие таким образом, видеть, как его непокорность постепенно тает, пока не остается только смиренное принятие и отчаянное желание, почти так же возбуждает, как видеть его на коленях. И момент, когда он решил отсосать мне, будет жить в моей голове еще много лет.

Он был не просто готовым участником. Он был активным участником. Ему это нравилось, и он этого хотел.

— Почему ты скучал по мне? — Я игнорирую нарастающее во мне желание и почти непреодолимое стремление перевернуть его и трахнуть его рот, пока я снова не кончу ему в горло.

Как бы это ни было весело, я сдерживаюсь. Не из альтруистических соображений, а потому, что гораздо лучше, когда он сопротивляется. Было бы слишком легко воспользоваться его состоянием под воздействием наркотиков, и он даже не вспомнит об этом утром. Это лишило бы всю эту игру, в которую мы, похоже, играем, всякого удовольствия.

Он не отвечает, только вздыхает и прикасается губами к моей груди. Это не поцелуй, не совсем, но у меня по коже рук и груди бегут мурашки, когда его щетина касается моей кожи.

— Я долго отсутствовал? — спрашиваю я, все еще пытаясь понять, кто такой Тедди и почему Феликс хочет с ним поласкаться.

Он недовольно фыркает.

— Долго.

— Я сейчас здесь.

Я не люблю обниматься, но мне не неприятно, что он так обнимает меня. Может быть, это твердый вес его мускулов и четкие линии его тела напоминают мне, что он большой и сильный, и я не должен быть с ним осторожным, что позволяет мне расслабиться.

Я могу толкать и тянуть его сколько угодно, потому что он это выдержит. Более того, он может ответить мне тем же.

Никто никогда не мог сравниться с моей энергией, и он не только не боится меня, но и наслаждается тем, как далеко он может зайти, пока я не выйду из себя.

После многих лет общения с его пассивно-агрессивными выходками и этой проклятой маской робота, так приятно видеть, как он поддается своим эмоциям и принимает хаос, который сопровождает принятие себя таким, какой ты есть.

И я не могу отрицать, что есть что-то невероятно удовлетворительное в том, что я единственный, кто видит эту сторону его личности.

— Да, ты здесь, — бормочет он сонно.

— Почему тебе нужна моя помощь, чтобы заснуть? — тихо спрашиваю я.

Он поворачивается так, чтобы его голова оказалась на моем плече, и он мог прижать нос к моей шее.

— Ты пахнешь по-другому.

— По-другому?

— Это приятно. — Он несколько раз вдыхает запах. — Мне нравится.

— Почему тебе нужна помощь, чтобы заснуть? — повторяю я.

Я не имею понятия, насколько он в сознании и является ли то, что он говорит, ответом, а не просто бессвязным набором слов, вызванным его состоянием, но он кажется отзывчивым.

— Потому что они вернулись, — шепчет он.

— Кто вернулся?

— Сны. — Он бросается на меня и обнимает меня, как будто я его спасательный круг. — Я их ненавижу.

Его кожа теплая, и только тогда я осознаю, что Феликс совершенно голый, а я в тонких боксерах.

Его член мягкий, а мой — нет, и ощущение, как он прижимается ко мне, не улучшает мою ситуацию.

— Все в порядке. — Я поглаживаю его по спине и нежно целую в щеку. — Ты в порядке.

Я понятия не имею, откуда взялась эта нежность, но трудно быть жестоким с человеком, который буквально цепляется за тебя и умоляет спасти его от кошмаров.

Он расслабляется и становится тяжелее.

— Пожалуйста, не отпускай меня, — шепчет он. — Не оставляй меня.

— Не оставлю.

— Обещаешь?

— Да. Обещаю. — говорю я грубым голосом.

Он нежно целует меня в шею.

Через мгновение его дыхание выравнивается, и он без сил ложится на меня.

— Феликс?

Его единственным ответом является глубокий вдох.

Не понимая, почему я так осторожен, я снимаю его руки с моей талии и перекладываю его на кровать, чтобы он лежал рядом со мной, а не на мне.

Он бормочет что-то неразборчивое и перекидывает одну руку и ногу через меня, крепко обнимая меня и снова прижимаясь к моему боку.

Я еще два раза пытаюсь сбросить его с себя, но он просто снова прижимается ко мне, как только я его отпускаю.

— Черт, — бормочу я, глядя в потолок.

Что, черт возьми, я теперь должен делать? Я не могу разбудить его, пока не пройдет действие наркотиков, и я сомневаюсь, что у меня хватит сил вытащить его из моей кровати и отнести в его.

Я мог бы просто бросить его на пол и вернуться спать, пока он будет справляться со своим кайфом, но это тоже не кажется правильным.

Если все, что он сказал сегодня вечером, действительно правда, то он принимал таблетки, чтобы сбежать от своих снов. И если они похожи на тот, который он видел ранее, я понимаю, почему он накачивал себя наркотиками, чтобы заснуть.

Его крики были леденящими душу. В его голосе было столько страха и муки. Они были столь же ужасающими, сколь и душераздирающими.

Но почему они начались в среду? Он сказал, что это не имеет ничего общего с нашим сеансом минета, но может быть, произошло что-то еще, о чем я не знаю?

Его тяжесть на мне странным образом успокаивает, а тепло его тела и ритмичное дыхание мешают мне думать, убаюкивая меня обратно в сон.

Феликс тихо вздыхает и прижимается щекой к моей груди.

Ну и ладно. Он все равно не вспомнит об этом утром. Пусть обнимает меня, может, это поможет ему на подсознательном уровне, и я смогу поспать.

У меня в желудке что-то скручивается. Он все время называл меня Тедди. Кто бы ни был этот придурок, он меня бесит, и я понятия не