Девушки бури и тени - Наташа Нган

желаний, на какие подлые поступки мир способен кого-то подвигнуть, – она сердито бросает на мать ещё один презрительный взгляд. – Неужели Ханно считает, что все кланы просто поделят Ихару, как только война закончится? Что мы такие: "Вот, пожалуйста, возвращаем тебе твою долю королевства, а теперь, пожалуйста, веди себя прилично и оставь остальных в покое?" Вот ещё! Мы все знаем, чем это обернётся.

Она протыкает палочками кусочек ещё извивающегося хвоста угря и ловит его своим накрашенным клювом. Струйка крови стекает по её подбородку.

– Начнётся ещё одна Ночная Война, – заканчивает она, вытираясь салфеткой с кислым выражением лица. – Ещё одна бессмысленная, разорительная война. А потом Ихара будет ещё более раздробленной и обречённой, чем раньше, и у нас будет новый диктатор — только на этот раз из Касты Бумаги.

В этот момент я чувствую, как кто-то наблюдает за мной. Я поднимаю голову и встречаюсь с взглядом Майны через стол. Её лицо сияет. На её лице лёгкая торжествующая улыбка. Огни над головой оттеняют её бледно-золотым, отбрасывая полосы звёздного света на её волосы, и от её сияния что-то глубоко внутри начинает болеть. Она гораздо больше похожа на Лунную Избранницу Кетаи, чем я.

Майна пытается что-то сказать мне одними губами, но тут леди Дуня заговаривает, и она снова переключает своё внимание на неё. Но мне не нужно слышать её слов. Её взгляд уже сказал мне всё.

Леди Дуня согласилась стать нашим союзником.

Я возвращаюсь к своей тарелке, слова Канны звенят у меня в ушах. И вместо восторга, который я должна чувствовать при этой новости, что-то тревожное пробуждается внутри. Я кладу палочки для еды на стол, подавляя приступ тошноты, и допиваю остатки саке.

12.

После ужина леди Дуня приглашает нас на террасу, недалеко от обеденного зала, где они с Майной объявляют о начале сотрудничества. Остальные воспринимают эту новость гораздо лучше меня, а Нитта и Бо демонстрируют лишь неохотное согласие, когда мы поднимаем бокалы за наших новых пернатых союзников. Только Канна открыто возмущается.

– Да здравствует Бумажный Король, – бормочет она мне.

Кетаи потребовал, чтобы кланы направили по крайней мере треть своих армий ко дворцу Ханно в течение первой недели после согласия на союз в качестве подтверждения своей верности. Леди Дуня начинает переговоры с Майной и Цаэнем, а остальные расходятся по террасе. Меррин вступает в разговор с лордом Хидейем. Хиро подходит к краю балкона и обхватывает своими тонкими пальцами филигранные железные узоры на перилах. Его роста едва хватает, чтобы заглянуть через них. Когда мы с Канной проходим через террасу к мягкой зоне отдыха, я проклинаю любовь клана птиц к стеклянным полам. У меня уже кружится голова от саке, выпитого за ужином. Неприятно, когда небо кружится в нескольких дюймах под твоими ногами, а тёмные тучи время от времени расступаются, открывая тошнотворный провал.

Я вздыхаю с облегчением, когда мы плюхаемся на подушки. Эола сворачивается калачиком позади нас, продолжая увлечённо читать свои свитки. За перилами ночное небо – непроницаемая туманная даль.

– Видишь, как легко забыть, что там целый мир? – говорит Канна, выглядывая наружу.

От ужасных и фальшивых завываний мы оглядываемся. Нитта и Бо, покачиваясь, приближаются к нам, обнимая друг друга за плечи. Не знаю, что за песню они поют и можно ли их завывания вообще считать пением. Вот тебе и певческие способности Бо из предыдущей игры в "правду или ложь".

– Так много принцесс, – невнятно произносит он, натыкаясь на нас, когда они с сестрой падают на подушки. – За ними всеми очень трудно уследить.

Канна вскакивает на ноги:

– Смотри, куда садишься, коша. И я не принцесса.

– Однако ты на неё очень похожа, – прищуривается Бо.

– Разве у кошек не ужасное зрение? – парирует девушка-лебедь.

– Всё лучше, чем обоняние у птиц, – хихикая, замечает Нитта.

В точности повторяя шутку Меррина в храме, Канна властно поднимает подбородок и отвечает:

– Тогда вы оба просто дико воняете, коль скоро даже я чувствую ваш запах.

Нитта и Бо возмущённо — и откровенно впечатлённо — ахают, а Канна уходит. Растянувшись на подушках, они обращают своё внимание на очень недовольную Эолу.

Пошатываясь, я встаю. Хиро продолжает стоять один у перил. Филигранное железо красиво украшено свежими цветами — разумеется, только белыми. Когда я подхожу, он рассматривает один цветок, нежно обхватив его пальцами. Затем он быстро срывает его и прячет в карман своей мантии.

– На память? – спрашиваю я, подходя к нему.

Он старается не смотреть мне в глаза:

– Я... люблю цветы.

– Я тоже. Раньше я работала в магазине трав, – он с удивлением смотрит на меня, а я продолжаю, прислоняясь к балкону: – Одним из моих любимых времён года был весенний сбор цветов. Я часами бродила по лугам вокруг нашей деревни, собирая самые свежие молодые бутоны камелии и примулы, – я вздыхаю. – Цвета, запахи…

– Похоже, у тебя была приятная жизнь, – тихо говорит Хиро.

– Так и было. Надеюсь когда-нибудь вернуться к ней.

Мальчик-шаман смотрит в сторону. Хотя выражение его лица остаётся непроницаемым, я чувствую смену эмоций и внезапно ощущаю себя виноватой, говоря подобным образом. Потому что, хотя мне после войны можно будет продолжить привычную жизнь в Сяньцзо, Хиро потерял всю семью, весь свой клан.

– А разве тебе плохо у Ханно? – спрашиваю я.

Он ёрзает, выпрямляется, кажется, отчасти избавляясь от своей меланхолии, и отрывисто отвечает:

– Стремление к счастью – не путь шамана.

– Прости, – начинаю я, но он уже уходит.

Рядом со мной появляется Шифу Цаэнь. Он оглядывается через плечо на удаляющуюся спину Хиро.

– У вас всё в порядке? – когда я не отвечаю, он вздыхает, кладёт локти на перила и рассеянно потирает бороду. – Похоже, не все довольны сегодняшним поворотом событий.

– Ты о Канне? – я пожимаю плечами. – Она не в восторге от того, что её клан поддерживает кого-то из Касты Бумаги, кто ей незнаком.

– Я имел в виду тебя, Леи.

Тёмные, с аметистовыми крапинками глаза Цаэня понимающе наблюдают за мной. Я потираю руки. Ночь холодная, зимний холод проникает сквозь жаровни и фонари, расставленные по всей террасе, чтобы согреться. Все остальные накинули на плечи тёплые шали или плащи, но мой собственный свалился с подушек. Заметив, что я дрожу,