Цветок зверя - Шелби Мануэль

я совершил от имени Агентства, все новостные репортажи, свидетельства семей, само количество людей, которых я уничтожил... После этого мне на самом деле захотелось проснуться. Это произошло не сразу, но я понял, насколько я был невежественен.

Когда они увидели, что я никогда даже не задумывался о последствиях своих поступков, они поняли. Пока мы росли, они видели, какой я. Но они все еще верили, что мы друзья. Льву и Царю потребовались месяцы, но они неустанно работали, чтобы перепрограммировать меня, пока Поли ждала, когда я сбегу, чтобы убить меня. Ее руки не были чисты, но она видит во всех людях зло. Полагаю, во всех взрослых. Она дает второй шанс только детям.

Я так и не достиг того "человеческого" уровня, который они искали, как они выразились, но я не хотел быть монстром, которым меня считали люди. Я начал вспоминать и заботиться о жизнях, которые я забрал из этого мира. Люди должны получать только то, чего они заслуживают. Это простое правило, которому мы все можем следовать.

Они решили довериться мне, когда я попросил присоединиться к ним, зная, что рано или поздно нам придется начать работать. Возможно, сейчас мы свободны, но мы по-прежнему эффективны лишь в нескольких вещах. Убийство было одним из них.

В течение нескольких лет Агентство посылало за нами людей, но не потребовалось много усилий, чтобы разбудить обычных солдат, которых они послали за нами. Ничем из этого мира с нами не делились. Нас держали в неведении относительно всей информации, кроме той, которую они хотели, чтобы мы знали.

Слухи в преступном мире распространились со скоростью лесного пожара, поэтому разнесся слух, что солдаты сбегают и начинают работать на себя. Некоторые создали группы, подобные нашей, но большинство работают как свободные агенты. Через некоторое время все просто перестали слышать об Агентстве.

Теперь преступным организациям по всему миру приходится выбирать, кого они хотят нанять. Они были недовольны "неудобствами", но больше всего их злили деньги, которые они все вливали в Агентство, чтобы создать нас.

Несмотря на то, что сейчас я "проснулся", Ана никогда не могла бы представить, что я натворил. Сколько крови и смертей на самом деле на моих руках. Я больше не могу ей ничего сказать, поэтому киваю, отвечая на ее вопрос, не вдаваясь в подробности. "Убийца" звучит как комплимент такому монстру, как я.

— Так вот почему ты... — Она сцепляет пальцы, и ее плечи медленно поднимаются, пока она пытается подобрать слово. Я не знаю, есть ли какое-то слово для обозначения того, кто я есть, и родился ли я таким или нет, но снова киваю.

Она делает долгий, медленный вдох, надувая щеки, ее губы дрожат, прежде чем она сжимает их в линию. Сочувствие, которое все еще засело у нее в голове, заставляет ее глаза наполниться слезами.

Пока мы продолжаем идти, она по большей части молчит, пытаясь осмыслить новую информацию. Но едва мы делаем три шага, как она начинает задыхаться и делать новые снимки. Она отклоняется далеко от тропы, проводит рукой по коре большого дуба, а затем идет по новой тропинке, позволяя лесу направлять ее. Хорошо, что я умею ориентироваться, потому что она заблудилась бы двадцать минут назад.

Она делает кучу снимков этих увитых шипами лоз, образовавших небольшую арку, пока я рассеянно собираю грибы, но я снова заворожен ее видом. Наблюдать за ней в этой обстановке бесконечно увлекательнее, чем в городе. Когда мы были там, слишком много людей прикасались к ней или смотрели на нее так, что я сдерживался, чтобы не врезать им, но здесь я спокоен, зная, что она наедине только со мной.

— Почему ты склоняешься к ненормальным вещам? — Я наконец задаю свой вопрос, и она вздрагивает, как будто забыла, что я здесь. Вероятно, так оно и было, зная ее.

— Что ты имеешь в виду? Нормальность — это ненастоящее явление. — Она закатывает глаза, но тут же отвлекается на кролика, бегущего через поляну, заставляя ее выбрать новую тропинку.

— Хорошо, почему тебе нравятся места, где неизвестное страшнее известного? Почему вместо роз ты фотографируешь черный мох, разъедающий дерево? — Мои слова заставляют ее снова поднять голову к верхушкам деревьев. Ее волосы собраны в пучок, но чем дольше мы шли, тем больше прядей выпадало.

Она поднимает лицо в задумчивости, прежде чем снова отвлекается на солнце, проглядывающее сквозь ветви. Она делает несколько снимков, пока я жду, медленно подходя к ней. Найдя еще одну идеальную точку обзора на вершине широкого упавшего бревна, она издает тихий удивленный вздох.

— Я думаю, что большинство хороших вещей или нормальных вещей — ложь. Это просто выдумка того, чего кто-то ожидает. Итак, в детстве мне всегда казалось, что я ориентируюсь на неясные или пугающие вещи, я думаю. Это просто казалось реальным. Нет ничего более грубого, чем... — Она снова откидывает голову назад.

— Страх, — говорю я рядом с ней, и она резко отстраняется, чуть не падая с бревна. Ее глаза встречаются с моими, когда она спрыгивает вниз, удерживая бревно между нами. Ее щеки краснеют, когда она отворачивается от меня и продолжает идти своим путем.

Она уже отвечает на некоторые вопросы, которые возникли у меня с тех пор, как я встретил ее, облекая в слова то, что я не могу выразить словами. Я хочу спросить ее о том, что со мной происходит, но не думаю, что она еще готова к этому. Я даже не знаю, с чего начать.

Никто не заметит, что тебя нет

Николай

После того, как мы провели несколько часов в нашем походе, наши вопросы стали немного легче, и я стараюсь не переходить черту, потому что это самое лучшее, чем я наслаждался в своем лесу. Наблюдая за городом ее глазами, я понял, что не все так ужасно, но от вида того, как она наслаждается здешним окружением, у меня сжимается грудь и сводит кости. Вспоминая список мест, которые я хотел показать ей, как только она окажется здесь, понимаю, что мы приближаемся к одному из них.

— Могу я тебе кое-что показать? — Я поворачиваю голову на восток, когда она оглядывается на меня. Когда она кивает, я беру инициативу в свои руки. Я легко лавирую между корнями и камнями, и она разочарованно ворчит, продолжая идти в ногу, ее неуверенные шаги обретают больше уверенности по мере того, как растет ее любопытство.

Я проследил каждый дюйм на многие мили вокруг своей хижины и знаю