Цветок зверя - Шелби Мануэль

каждое дерево, как уличный указатель. Несмотря на то, что, по мнению правительства, эта собственность не принадлежит мне, я могу успешно жить автономно благодаря моему воспитанию и небольшой помощи от Царя. Он не знает точно, где находится моя хижина среди тысяч акров леса вокруг меня, но любые вопросы о моей земле идут прямо к нему.

Все равно никто никогда не забирается так далеко в лес. Чтобы добраться сюда, мне понадобились винтовой самолет, четырехколесный грузовик и квадроцикл. Все остальные, кто приходит сюда, обычно теряются. Только браконьеры предпочитают забираться так далеко от цивилизации, и позаботиться о них достаточно легко. В моих лесах обитает множество опасных существ.

Мы идем минут двадцать, прежде чем я отхожу в сторону, и она проносится мимо меня, как будто я перестал существовать, ее широко раскрытые глаза осматривают каждый дюйм дерева. Она обходит его с тем же ошеломляющим выражением удивления на лице, оказывая этому странному, бесполезному дереву уважение, которого, по ее мнению, оно заслуживает. Не успеваю я опомниться, как на моем лице появляется улыбка. Интересно, нашла бы она утешение в том факте, что, хотя она может сбить меня с толку, я думаю, что знаю ее лучше, чем кто-либо другой.

— Что это? — Она проводит кончиками пальцев по одной из заплесневелых веревок, свисающих с ветвей.

— Я нашел его через год после того, как переехал сюда. Я смог найти несколько записей об этом районе, но ближайший город находится более чем в дне езды. Насколько я могу судить, где-то поблизости жил какой-то культ или коммуна. — Я подстраиваюсь под ее шаг вокруг дерева, пока она фотографирует со всех сторон, погружаясь в темноту. — Из того, что я прочитал, думаю, что именно здесь они проводили свои церемонии. — Я продолжаю наблюдать, как она поднимает голову, чтобы увидеть верхушку гигантской плакучей ивы.

Гниющие черно-зеленые веревки обвиты вокруг каждого дюйма его ствола и ветвей, свисая, как виноградные лозы с листьями. Земля вокруг него полностью прогнила, заполненная небольшими каменными постройками, грудами костей и засохшими цветами. Рядом с ним не растет ни одного дерева, как будто почва отравлена. Но дерево продолжает крепко стоять. Я позабочусь о том, чтобы так было всегда, если ей это нравится.

— Это ужасающе. — Она делает еще несколько снимков, пока я прислоняюсь к низкой ветке ближайшей медоносной акации, наблюдая, как она делает свое дело, позволяя солнцу играть тенями, пока находит свой идеальный снимок.

Когда она опускается на колени перед ним, чтобы получить угол наклона вверх, мое тело практически загорается огнем, заставляя меня впиться пальцами в дерево подо мной, чтобы сдержаться. Я и раньше видел, как она опускалась на колени, но это никогда не вызывало у меня такого ощущения.

Теперь, когда я знаю, что она чувствует рядом со мной и как она реагирует, когда я прикасаюсь к ней, потребность взять ее без ограничений становится сильнее. Ей следует быть более осторожной с тем, как она передвигается рядом со мной теперь, когда у нее нет города, который мог бы защитить ее. Если я не смогу остановить себя, мне просто придется оставить ее в лесу и вернуться за ней, когда я смогу снова держать себя в руках.

Ее щеки снова вспыхивают, когда она поворачивается и замечает, что я смотрю на нее с горящим голодом во взгляде. Она благодарно кивает, и я указываю рукой в том направлении, куда ей нужно идти. Мы снова молчим, возвращаясь в хижину, и я заставляю себя не смотреть на нее, пока не смогу обуздать свои непрошеные порывы. Пока я проверяю ловушки и наполняю сумку, она делает несколько снимков, но ее широко раскрытые глаза фиксируют все вокруг нас.

Она начинает зевать, когда мы подходим ближе.

— Ладно, еще один вопрос. Ты накачиваешь меня наркотиками? — Она не оборачивается, когда нарушает тишину.

— Нет, — рычу я в ответ, когда гнев на секунду охватывает меня, заставляя сжать кулаки. Как она могла такое подумать? Вместо того чтобы снова вздрогнуть от моего резкого тона, ее плечи вздрагивают, когда она снова начинает зевать.

— Извини... Я просто очень устала. Обычно я мало сплю. — Она обхватывает себя руками и извиняющимся жестом пожимает плечами.

— Все дело в свежем воздухе. Может потребоваться некоторое время, чтобы привыкнуть. Это отнимает у тебя энергию. — Я пытаюсь объяснить, когда знакомая ноющая тяжесть ложится на мои плечи, вытесняя гнев.

Она имеет полное право нервничать. Я не могу злиться на то, что ей трудно распознать опасность, но и не могу прийти в ярость, когда она это делает. Черт, это тяжело.

— Тебе стоит вздремнуть. Я приготовлю ужин. — Я указываю на спальню через входную дверь хижины, когда открываю ее для нее.

Она слегка улыбается мне, проходя мимо, прежде чем направиться прямо к кровати. Я останавливаюсь прямо у двери, когда она закрывает ее, не осознавая, что мое тело следовало за ней.

Прошлой ночью, когда спала, она ворочалась и что-то бормотала, пока я, наконец, не обнял ее. После этого она крепко спала. Даже если это слишком быстро, но она должна увидеть, что я для нее делаю.

Я видел, как у нее были ужасные периоды сна через камеру в ее квартире, и поскольку знал, что не могу прикоснуться к ней, мне приходилось страдать вместе с ней. Пустота в моем животе ужасно росла, когда ее будили кошмары. Она часами лежала, уставившись в окно, наедине со своими мыслями.

Держу пари, это из-за ее воспитания. С детства ей приходилось быть начеку. Когда я провожу рукой по шву закрытой двери, та часть меня, которая проснулась в тот день, когда я встретил ее, молча обещает, что ей больше не придется беспокоиться, когда она заснет. Больше ни дня она не будет колебаться, прежде чем отключить свой мозг. Это мое новое правило.

Когда солнце начинает опускаться за деревья, я переориентирую свою энергию на приготовление ужина, заготовку дров, пополнение таза для воды, завершение замены масла в квадроцикле и расчистку дорожки. Все, что я могу придумать, чтобы оставаться занятым и не быть в той комнате.

Я беру вязанку дров для растопки печи и захожу внутрь, но мое тело застывает на месте, глаза расширяются, когда я замечаю ее через приоткрытую дверь спальни. Я придерживаю входную дверь, чтобы не шуметь. Она стоит на коленях перед сумкой, которую я ей принес, на ней только спортивные штаны и лифчик. Ей следует быть намного осторожнее.

Это было одно из моих первых правил — не смотреть на нее